Но именно Ноувалин Прайс Говард полностью раскрыл свои чувства в отношении этого рассказа (здесь и далее – фрагменты из мемуаров Н. Прайс «Тот, кто ходил в одиночку» - Т. Д.):

     «Боб стал говорить. Нет, он не бранил цивилизацию; вместо этого он расхваливал простые вещи, которые могла предложить цивилизация: стояние на перекрестках, беседу с друзьями; прогулку, когда спиной чувствуешь солнечное тепло, верного пса рядом с тобой; блуждание в поисках кактусов вместе с твоей возлюбленной.
    […]
    - Я продал Райту такой рассказ несколько месяцев назад, – он повернулся и посмотрел на меня, его глаза горели. Я чертовски удивлен, что он взял его. Он не похож на другие мои рассказы о Конане… никакого секса… Только мужчины, сражающиеся против дикости и зверства, готовых поглотить их. Я хочу прочитать его тебе, когда он выйдет. Он наполнен важными маленькими радостями цивилизации, маленькими радостями, которые заставляют людей считать, что они живут и умирают во имя цивилизации.
    […]
    Он был взволнован всем этим, ведь рассказ был об этой стране, и он был продан! Он жаждал написать еще об этой стране, не обычный ковбойский рассказ или стрелялку на тему Дикого Запада, хотя, Бог свидетель, эта страна изобиловала подобными рассказами, ожидающими своего написания. Но он сердцем хотел сказать большее. Он хотел рассказать простую историю об этой стране и о невзгодах, что испытали поселенцы, столкнувшиеся с напуганным, полуварварским народом – индейцами, пытающимися сохранить свой образ жизни и страну, которую любили… Просто роман, рассказывающий о страхе поселенцев, пытающихся устроить новую жизнь, о страхе индейцев, пытающихся удержать обреченную страну; вот почему это должен быть самый лучший, черт подери, роман из когда-либо написанных о пограничной жизни на Юго-Западе.
    […]
    - Мне не терпелось увидеть, как же Райт поступит с ним. Я боялся, что он не возьмет его, но он взял! Клянусь Богом, он взял его!»

    Многие исследователи Говарда считают «За Черной рекой» лучшим его рассказом, содержащим суть его философии: «Варварство – естественное состояние человечества. Цивилизация неестественна. Она - прихоть случая. И варварство всегда будет торжествовать.»
    Действительно, все персонажи этой истории, не являющиеся варварами, находят свою погибель: в первую очередь это, конечно же, купец Тиберий, являющий собой олицетворение упадка цивилизации, представленный с очевидным презрением человеком, не желающим или не могущим приспособить свои цивилизованные привычки к жизни на Границе. Но даже лесовики, рожденные цивилизацией, но проведшие свою жизнь на границе, не могут выжить: «Они были сынами цивилизации, наполовину вернувшимися в варварство. [Конан] был варваром в тысячном поколении. Они приобрели ловкость и сноровку, а он был рожден с ними. Он выделялся среди них плавностью движений при изящной их скупости. Они были волками, а он – тигром.» Вот поэтому пограничники, Бальт и Валанн погибают все до одного, и гений Говарда не принес рассказ в жертву привычным законам жанра.
    Много писалось об истинном смысле последнего абзаца рассказа. Многие ошибочно приписывают это утверждение Конану, будто бы это его мнение, однако не Конан, а безымянный лесной житель произносит эти слова. Что варварство всегда будет торжествовать – простая констатация того, что происходит на самом деле: только Конан и пикты пережили испытание, ибо выживание – их естественное состояние. То, что Конан, по сути, имеет больше общего с пиктами, с которыми он сражается, чем с аквилонцами, четко выражено в рассказе Говардом еще раньше:

    «Но когда-нибудь некий человек возвысится и объединит тридцать или сорок [пиктских] кланов, подобно тому, как это случилось у киммерийцев много лет назад, когда гундермены попытались отодвинуть границу на север. Они попытались колонизировать южные рубежи Киммерии: уничтожили несколько маленьких кланов, построили город-форт, Венарий, - ты слышал эту историю.
    - И вправду слышал, - ответил Бальт, вздрогнув -…Мой дядя был в Венарии, когда киммерийцы перелезли через стены… Варвары обрушились с гор всесокрушающей ордой и штурмовали Венарий с такой яростью, что никто не мог устоять перед ними. Мужчины, женщины, дети были жестоко убиты. Венарий превратился в груду обугленных руин, каким остался до сего дня. Аквилонцы были отброшены за границы, и с тех пор никогда не пытались колонизировать землю киммерийцев. Но ты говоришь о Венарии как о чем-то хорошо знакомом. Может быть, ты был там?
    - Был, - проворчал тот. – Я был в той орде, что перелезла через стены…
    […]
    - Значит, ты тоже варвар! – невольно воскликнул он.
    Тот кивнул, не обидевшись. – Я Конан, киммериец.»
    Значение этого пассажа не столько в том, чтобы дать дополнительную биографическую информацию о киммерийце, сколько в том, чтобы проявить связь между Конаном и пиктами. Конан – варвар «столь же свирепый, как пикты, и намного более умный», вот почему он выживет. Подчеркивание стихийности натуры Конана, заметное гораздо сильнее, чем в любой предшествующей истории о Конане, вызвало появление Бальта в качестве персонажа, с которым читатели – и сам Говард – могли бы себя соотнести. Критик Джордж Ситерс как-то заметил, что Говард, несомненно, спроецировал в этот рассказ себя и своего пса Пэтчеса в образах Бальта и Забияки. Будучи сам цивилизованным человеком, Говард мог надеяться выжить в Гиборийской эре не больше, чем его цивилизованные герои.
    Действительно, редко можно встретить в низкопробной беллетристике историю, имеющую столь безрадостную концовку, когда большинство героев погибло и ситуация в конце рассказа предстает худшей, чем была в начале. Здесь Говард в гораздо большей степени пытался донести идею, чем просто добавить еще один рассказ о Конане к своей библиографии.
    «За Черной рекой» был куплен Фарнзуэртом Райтом в начале октября 1934 г. Он был опубликован отдельными частями в майском и июньском номерах 1935 г. «Сверхъестественных историй», но не удостоился обложки. Или Райт хотел привнести некое разнообразие в свои обложки («Слугам Бит-Якина» он также не пожаловал привилегии обложки) или отсутствие полуобнаженной героини отвратило его сделать это. Впрочем, на обложке майского выпуска 1935 г. не фигурировала раздетая женщина, так что этот вопрос останется без ответа.
    В октябре и ноябре 1934 г. Говард, очевидно, уделял слишком много внимания роману с Ноувалин Прайс, чтобы найти время для написания новых историй о Конане. Примерно тогда же, когда был принят на публикацию «За Черной рекой», Говард вдруг получил плохие новости из Англии: «Только что получил письмо, уведомляющее меня о том, что английская компания, обещавшая выпустить мою книгу [роман о Конане «Час Дракона»], угодила в руки ликвидатора. Вот так не везет. Сама повесть в руках компании, которая выкупила имущества, но я ничего не слышал от них.» Тем не менее, роман скоро вернули. Скорее всего, Говард чуть-чуть подправил его, послал в «Сверхъестественные истории» в том же году и скоро, - вероятно, в начале января 1935 г, - получил новости, что он принят. Райт был, несомненно, доволен тем, что Говард возвращался к менее экспериментальным историям: «Райт говорит, что это мое лучшее произведение о Конане до настоящего времени.»
    В декабре, сообщив Лавкрафту о продаже «За Черной рекой» и комментируя это в не совсем обычном тоне, он добавил: «Когда-нибудь я собираюсь попробовать себя в более длинном повествовании подобного стиля, романе из четырех или пяти частей.»
    По-видимому, Говард не стал надолго откладывать написание этого романа. «Черный незнакомец» («The Black Stranger») - один из тех рассказов Говарда, по которому у нас нет информации касательно процесса его сочинения, но дату написания можно приблизительно установить в районе января и/или февраля 1935 г, благодаря отрывкам черновиков других рассказов, обнаруженных на тыльной стороне страниц некоторых его черновиков. На тыльной стороне страниц «Черного незнакомца» находятся несколько страниц из рассказов, сочиненных в декабре 1934 и начале 1935 г. Было бы достаточно резонно предположить, что Говард начал работу над этим серийным романом после переработки – и одобрения – «Часа Дракона».
    «Черный незнакомец», несомненно, задумывался как своего рода продолжение «За Черной рекой», снова повествуя о том, как Конан выступает против пиктов, и снова это была экспериментальная история, ибо Конан не появляется до тех пор, пока не проходит половина рассказа (он, конечно, фигурирует в первой главе, но его личность не раскрывается читателю).
    «Черный незнакомец» никогда не привлекал к себе должного критического внимания, в первую очередь потому, что не публиковался в своей оригинальной форме до 1987 г, когда Карл Эдвард Уэгнер включил его в антологию. Во всех своих предшествующих явлениях рассказ безжалостно разносился. Внешне история довольно проста и представляет собой смесь элементов пиратских приключений и индейских войн, но не стоит забывать и о рыцарском мотиве, как порой происходит. «Черный незнакомец» предстает необычайно сложным рассказом лишь перед тем, кто понял, что она, сознательно или нет, наполнена автобиографическими элементами гораздо в большей степени, чем любая из историй, написанных Говардом к тому времени.
    История разворачивается на берегах гиборийского эквивалента Соединенных Штатов, во времени, ориентировочно соотносящимся с нашим семнадцатым веком. Это история ранних, так сказать, колонистов, на континенте, все еще контролируемом большей частью дикими племенами, гиборийским эквивалентом коренных американцев. Значительную роль играет ребенок – редкий случай в произведениях Говарда. Тина остается полной загадкой для читателя: она представлена как «несчастное беспризорное дитя… отнятое у жестокого хозяина при случайной встрече во время того долгого путешествия на север от южных берегов.» Немногих детей, присутствующих в произведениях Говарда, объединяет несчастливая юность: все они сироты или были брошены родителями, и Тина - не исключение. В этот раз, однако, Белеса приняла ребенка как своего собственного. Таинственный Черный Человек скрывается в лесу, окружающем частокол поселенцев.
    «Не ты ли тот Черный Человек, что бродит по лесу вокруг нас?», спрашивает героиня «Алой буквы» Натаниела Хоторна своего мужа, Роджера Чиллингуэрта. Роман Хоторна, опубликованный в 1850 г, являет местами поразительное сходство с рассказом Говарда. Обе истории сосредоточены вокруг женщины и ее ребенка (настоящего или удочеренного), вынужденных жить во враждебной обстановке, - жертвами презрения людей, окружающих их. Временные промежутки и места действия удивительно схожи, а Перл, юная героиня романа Хоторна, - ребенок столь же удивительный и чудной, как Тина. В обеих историях ребенок боится таинственного Черного Человека, почти все время пребывающего вне сцены. Здесь слишком много схожего, чтобы считать все это просто случайным совпадением. Хоторн не был представлен в библиотеке Говарда, и он никогда не упоминался Говардом ни в одном из сохранившихся его документов. То, что он читал Хоторна, возможно, как часть школьной программы, кажется более чем вероятным: похоже, «Алая буква» предоставила «Черному незнакомцу» значительную часть антуража, хотя события не имеют между собой ничего общего.
    Все это, вместе взятое, способствует иному прочтению истории, при котором можно увидеть в Тине лишенного отца ребенка, особенно чувствительного к присутствию Черного незнакомца. Читатели, знакомые с биографией Говарда, будут потрясены еще сильнее, ведь в романе Хоторна мать Перл зовут Эстер, а незнакомый ей отец, двойник Черного Человека Тины, - голубоглазый врач Роджер Чиллингуэрт (Данное утверждение автора не соответствует содержанию «Алой буквы» - Т. Д.). Мать Говарда звали Эстер, и она вышла замуж за голубоглазого врача.
    Очевидно, продать «Черного незнакомца» в «Сверхъестественные истории» не удалось, хотя никаких записей об этом не сохранилось. Возможно, Райт был рассержен экспериментальными изысками Говарда и, - вероятно, в районе декабря или марта 1935 г, - впервые за много месяцев отверг историю о Конане. Говард решил извлечь хоть какую-то выгоду и переписал рассказ. Он выдумал нового героя – Теренса Валми, ирландского пирата, - на замену Конану, избавился от всех гиборийских отсылок и представил новый рассказ, переименованный в «Клинки Красного братства» («Swords of the Red Brotherhood»), своему агенту Оутису Эделберту Клайну в конце мая 1935 г. Новый вариант несколько лет ходил по кругу и был продан в 1938 г, но журнал, который должен был его опубликовать, закрылся, и данный вариант ждал своего издания до 1976 г.
    Следующая история о Конане должна была стать какой угодно, но не экспериментальной. «Людоеды Замбулы» («Man-Eaters of Zamboula») написаны, несомненно, где-то в марте 1935 г, судя по рассказам, обнаруженным на тыльной стороне черновых страниц. Это шаблонный рассказ о Конане, качеством подобный тем, что приходилось писать Говарду тогда, когда он страшно нуждался в деньгах. Окруженный такими шедеврами, как «За Черной рекой», «Черный незнакомец» и будущие «Красные гвозди», он смотрится более чем бледно в сравнении с ними. Похоже, что Говард позаимствовал обстановку разных ближневосточных приключений, о которых одно время писал (с такими героями, как Керби О’Доннелл и Фрэнсис Зэвир Гордон), вместе с тем одолжив кое-что из непроданного детективного рассказа «Постояльцы дурной комнаты» («Guests of the Hoodoo Room»), который, скорее всего, был написан на несколько месяцев раньше. «Постояльцы» также повествуют о каннибалах, которые ловят несчастных посредством специально оснащенной комнаты в гостинице. Сюжет более чем неубедительный, но Говард, наверное, знал, что в этот раз не отвратит Райта от принятия рассказа. Сцена, в которой Забиби-Нафертари танцует обнаженной среди змей, похоже, была написана лишь с одной мыслью: завоевать место на обложке. Украсившая обложку иллюстрация Брандидж к этому рассказу действительно превосходна. То, что на ней отсутствовал киммериец, становилось уже привычным для Говарда: из девяти обложек «Сверхъестественных историй», иллюстрирующих рассказы о Конане, лишь на трех был изображен сам киммериец.

Страница 1 Страница 2 Страница 3 Страница 4

Гиборийский генезис часть III. Заметки о создании историй о Конане.
Автор: Патрис Луине. Перевод: Турлах Дув.