В природе установлено, что количество хищников не может превосходить число тех животных, на которых они охотятся. Иначе и быть не может, поскольку в противном случае плотоядные вымерли бы, уничтожив всех, кто служил нм пищей. То же применимо и к людям - хищникам и их жертвам. Лишь на проторенных караванных и морских путях могут появиться разбойники, и если их сделается слишком много, торговля сократится настолько, что не сможет больше поддерживать их существование.

Было бы небезынтересно применить теорию «экологического равновесия» между грабителями и жертвами к хайборийской эпохе, В ходе своих странствий Конану не однажды приходилось иметь дело и даже возглавлять шайки разбойников и пиратов, например, на Западном море и море Вилайет. Отсюда следует, что торговля в этих местах была прибыльной, и купцы достаточно часто предпринимали подобные путешествия, не считаясь с возможным риском.

Западный мир в хайборийскую эру представлял собой единый материк, не имевший внутренних морей, кроме Вилайета. В таких условиях, сухопутные путешествия должны быть более выгодны, нежели морские. Однако перевозка людей и товаров морем обходится дешевле, и потому было бы логично предположить, что по Вилайету доставлялись грузы из одних туранских провинций в другие, а также из Турана в независимые гирканские княжества. Для пиратов этого было вполне достаточно.

Но остается еще Западное море. Нам известно, что торговля там была весьма оживленной, чтобы поддерживать существование трех различных лагерей морских разбойников, с каждым из которых Конану довелось иметь дело. Речь идет о барахских пиратах, зингарских флибустьерах и чернокожих корсарах с далеких южных островов.

Барахские пираты, по большей части аргосцы, укрепившись на побережье Зингары, грабили прибрежные селения и корабли, также в основном зингарских («Заводь черного демона»). У флибустьеров имелось каперское свидетельство короля Зингары, и охотились они чаще всего за аргоскими судами, хотя, как известно, не брезговали налетами и на родные берега. («Заводь черного демона», «Сокровища Траникоса»). Корсары были неграми родом с южных островов и, подобно барахцам, жили исключительно разбоем. Но среди корсаров имелись кушиты и иные темнокожие обитатели материка, а пример Белит и самого Конана подтверждает, что белые могли стать членами команды и даже возглавить ее.

Барахцы и флибустьеры порой вставали на сторону Аргоса и Зингары соответственно и принимали участие в военных действиях, и практически непрерывно вели между собой эти две державы. Однако черные корсары напрочь отрицали всякие правила ведения «цивилизованной» войны и не щадили никого на захваченных кораблях.

Подобной практики их северные собратья, к счастью, не придерживались. Интересно, что зона боевых действий корсаров простиралась лишь до Куша. Стигия, вероятно, была слишком хорошо укреплена, так что к ее берегам осмеливались податься лишь наиболее дерзкие из пиратов; а Амра оказался единственным капитаном, поднявшимся к самому Шему («Ястребы над Шемом»). Что касается барахцев и флибустьеров, о них никогда не слышали в водах к югу от Стигии.

Но кого же грабили эти пираты? За чей счет они существовали? Мореходам Ванира было еще очень далеко до своих прославленных потомков, и лишь слухи о невероятных сокровищах могли привлечь корабли к негостеприимным пиктским берегам, протянувшимся от Зингары до крайнего севера («Сокровища Траникоса»). Полудикие пикты едва ли могли представлять интерес для купцов, и мы нигде не находим упоминания о развитой в тех краях торговле.

В таком случае, вся торговля в Западном морс должна была сводиться к перевозкам грузов из Зингары и Аргоса на юг, мимо Шема и Стигии, в черные королевства. Но отнюдь не все эти страны радушно встречали торговцев. В Зингаре то и дело вспыхивали междоусобицы, а торговля оружием и продажа военной добычи, как известно, ни по объемам ни по прибыльности не идет ни в какое сравнение с коммерцией в мирное время. У шемитских городов-государств не было своего флота, и торговля там была не слишком развита («Королева Черного побережья»). (Или же Конан и его придворный писец разделяли общее предубеждение против шемитов: «Выгоды от торговли с сынами Шема немного».)

Если не считать недолгих периодов перемирия, Стигия также не вела торговли с иными державами. Более того, стигийские боевые галеры представляли собой дополнительную опасность, поджидавшую торговца на пути на юг. Пожалуй, стигийцы стремились не столько к получению дохода, сколько к тому, чтобы сохранит» свое положение посредников в торговле между севером и югом. Юг являлся поставщиком дешевого сырья; север — готовых товаров. Оба эти потока пересекались в Стигии. Стигийцы, мало заинтересованные в торговле с иноземцами, чинили им всяческие преграды, чтобы поддерживать цены на как можно более высоком уровне. Разумеется, аргосцы, эти венецианцы хайборийской эры, стремились торговать напрямую и в больших объемах. А некоторые мессантийские купцы пошли еще дальше и тайком закупали товар у корсаров, грабивших южное побережье и местные суда.

Однако, даже с учетом торговли между Аргосом и Кушем, общая стоимость перевозимых морем товаров должна быть незначительна, по сравнению с теми богатствами, что перевозили караваны по суше. Так достаточно ли была развита морская торговля в Западном море, чтобы прокормить три враждующие пиратские шайки (из которых две не имели других источников дохода), и одновременно послужить обогащению мессантийских купцов и процветанию их родного города, а также прочих аргосских портов?

Здесь напрашивается несколько возможных вариантов ответа. Во-первых, барахцы, большей частью изгнанники, не имели возможности вернуться в родные края и были вынуждены промышлять пиратством, сколь бы мала ни оказалась добыча. По той же причине стали корсарами и кушиты, бывшие рабы на галерах, не пожелавшие вернуться в родные джунгли в надежде отомстить прежним хозяевам. Что же до барахцев и флибустьеров, то, скорее всего, им напрямую платили правители Аргоса и Зингары. Каперские свидетельства, выдававшиеся флибустьерам, были лишь жалким оправданием. Зингарцы попросту паразитировали на более удачливых в коммерческом отношении соседях. Однако и для них самих это оказалось палкой о двух концах, и поощряемое пиратство, должно быть, не раз подливало масло в огонь внутренних распрей, раздиравших страну, поскольку флибустьеры, никем не контролируемые, не раз поднимали меч против собственных зингарских кораблей, поселений и замков.

Кроме того, примеры из позднейшей истории (мы говорим сейчас о викингах и пиратах Вест-Индии) подтверждают, что набеги на прибрежные поселения зачастую оказываются куда выгоднее, нежели нападения на торговые суда. Побережье Зингары и Куша нередко страдало от морских разбойников, и даже Шему и Стигии порою сильно доставалось. Вероятно, чернокожие корсары промышляли в основном набегами на Куш и прочие южные королевства, не брезгуя попутно и работорговлей.

В таком случае Западное морс было достаточно безопасным, чтобы аргосцы завязали торговлю между севером и югом. Мессантия, благодаря своему удачному расположению, стала идеальным перевалочным пунктом, откуда пришедший морем товар развозился караванами. А разумная политика прямого и косвенного подкупа способствовала тому, чтобы морские разбойники, не считая самых отважных или неуправляемых, избирали другие цели для охоты.

Конечно, Конан проломил бы череп любому, кто осмелился предположить, что он оказался всего лишь пешкой (или, в лучшем случае, ладьей) в планах мессантийских магнатов, однако человек, у кого достало бы ума прийти к подобному выводу, без сомнения, воздержался бы от того, чтобы высказывать свои соображения по этому поводу в присутствии киммерийца.

Джон Бордман
Путеводитель по Хайбории – «Конан и грот Дайомы»