<div align="justify">

<div align="justify">

&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если герой каждого приключенческого романа плаща и шпаги, каждого повествования жанра меча и магии о бесстрашных подвигах отправляется на битву со всемогущим противником с мечом в руке, то для этого должна быть какая-то причина. Выбирал ли сам герой это оружие? А если нет, то, может быть, выбор сделал автор? <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, дело в том, что с мечом идти в бой как-то драматичнее? Может, он воплощает собою идею свершаемого правосудия? Или он придается герою в качестве средства для преодоления препятствия? Герой ведь должен столкнуться в бою с некоторыми трудностями и не должен выигрывать его слишком легко, не так ли? <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со стены, увешанной оружием, наш герой срывает меч, когда там есть на выбор и копье, и секира, и палица, и алебарда. И иногда они могли бы дать герою определенное преимущество. В тонком клинке меча есть намек на хрупкость. Фехтование — целая наука, почти искусство, которое требует изучения, тренировки и определенной степени мастерства. Выбор меча подразумевает честную схватку, готовность дать злодею шанс, продемонстрировать храбрость и смелость в ближнем бою, которого требует такая схватка. Меч возбуждает в человеке первобытные чувства, поскольку прикосновение к нему возвращает его к средневековью, во времена, когда у него был только клинок да вера в себя. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любой клинок — брат ножа. Любой меч, какого бы то ни было типа — хоть собственно меч, шпага, палаш, сабля — это всего лишь длинный нож. Индейцы так и называли кавалеристов — «длинные ножи», за их сабли. Стрелы — этого всего лишь острия ножей на палочках, копье — лезвие ножа на посохе (и отец штыка), пика — нож на жердине, топор — расширенный и утолщенный нож, насаженный на рукоять. Меч — это мощь. Страх перед мечом — или, по крайней мере, уважение к нему — глубоко сидит во всех людях. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако в вестернах револьвер — или, если угодно, «шестизарядный кольт» — является оружием, по выбору предпочитаемым зачастую более практичной винтовке. Здесь наблюдается суррогат меча. Использовать револьвер считается более дерзко — и не важно, если него трудно попасть даже в корову. С винтовкой могут |управиться почти все, но для героя было бы неспортивным применять ее против скверных парней. Злодей должен иметь преимущество. Пусть он пользуется винтовкой, это делает соотношение сил еще более неблагоприятным для героя. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно этому правилу популярный телесериал «Человек с ружьем»¹ — неверное название. Не забудьте, кодекс Дикого Запада начинался с правила: «Никогда не теряй шляпу», но нам хотелось бы думать, что это означает честный бой, шанс для «плохого» героя. И поэтому, несмотря на название в приведенном для примера телесериале, положительный герой никогда не применяет ружья. У него есть карабин. Калибра 44,40, который стреляет пулями 44,100 дюйма в диаметре с 40 гранами черного пороха. Добавить еще 6,100, и было бы ровно полдюйма мягкого свинца; 4-й, именно настолько уступает 50-у калибру, размеру, применяемому для охоты на бизона. Это скверная штука, когда такая пуля попадает в мясо и кость. Она проделывает полудюймовую дырочку на входе и дырку, которую ладонью Ц не закрыть, на выходе. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для начала это нечестно по отношению к злодеям. С карабином или винтовкой герой не может промахнуться по цели величиной с человека с расстояния в тридцать футов. И потом он обманывает противника. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;этим своим хитрым ружьем, потому что каждое ружье, заряжающееся с казенной части, сделано так, что патрон вкладывается в патронник передергиванием затвора, и уже потом спусковой крючок спускает курок, «боек ударяет по капсюлю для выстрела. Любой скверный парень знает, что у него есть доля секунды, когда герой передергивает затвор карабина. Герой еще только заряжает (думают они); он еще должен нажать на спуск своего оружия, чтобы выстрелить из него. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, этот «человек с ружьем» не «герой»; его ружье устроено так, чтоб стрелять, когда работает затвор. Типично злодейский трюк; и Лукас Мак-Кейн — стрелок с ружьем — никакой не положительный герой. У него постоянное преимущество, и его противники идут на верную гибель. Он с таким же успехом мог бы выступить с автоматом против их револьверов так называемого «простого действия» (т. е. без самовзвода). Шансы у них были бы не менее мизерными. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В большей части фильмов и книг, где действие происходит в современной обстановке, герои предпочитают выяснять отношения на кулаках. Интересно, с чего бы это? Малорослый человек, как бы здорово он ни орудовал кулаками, никогда не сможет отлупить умеющего драться рослого человека. Однако положительный герой всегда меньше своего противника. (В кино маленький герой побеждает рослого скота-злодея.) С другой стороны, применяя дзюдо или каратэ, коротышка может действительно кидать рослого скверного парня по всей съемочной площадке; но редко увидишь, чтобы положительный герой использовал приемы. В таких трюках есть что-то коварно-восточное. Это подлые, нечестные трюки, таково всеобщее мнение. Никакой истинно американский (англосаксонский?) герой не станет прибегать к ним. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Американскую и английскую публику волнуют кулачные бои. Это более прямой, позитивный и спортивный образ мышления. Французский читатель, может, и будет восхищаться умением драться ногами, но человек с английским менталитетом сочтет это грязным трюком: встань и дерись как мужчина! <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот тут-то, возможно, и скрывается тайна переводов на другие языки; сцены схваток подогнаны под национальный образ мышления, наряду с другим знанием обычаев, что лишь доказывает, что просто студенту языкового вуза никогда не следует пытаться переводить. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поскольку оружие по выбору не то же самое, что выбор оружия, то, видимо, писателю необходимо некоторое знание правильного оружия для исторической эпохи, в которой происходит действие его произведения. Некоторое время писатели часто использовали в исторических романах критские «рапиры». А потом археологи раскопали развалины древнего Крита. «Рапиры» оказались не чем иным, как кинжалами с длинными клинками, и, чтобы применять их, не нужно было знать никакого фехтования, они годились лишь для ударов из-за угла. Такого рода «рапира» пользовалась большой популярностью в повествованиях о пропавшей Атлантиде. Однако они создавали неправильное впечатление у читателя, который знал только рапиры времен трех мушкетеров. Возможно, выбор оружия — более важное дело, чем думают некоторые авторы.

&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если герой каждого приключенческого романа плаща и шпаги, каждого повествования жанра меча и магии о бесстрашных подвигах отправляется на битву со всемогущим противником с мечом в руке, то для этого должна быть какая-то причина. Выбирал ли сам герой это оружие? А если нет, то, может быть, выбор сделал автор? <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, дело в том, что с мечом идти в бой как-то драматичнее? Может, он воплощает собою идею свершаемого правосудия? Или он придается герою в качестве средства для преодоления препятствия? Герой ведь должен столкнуться в бою с некоторыми трудностями и не должен выигрывать его слишком легко, не так ли? <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со стены, увешанной оружием, наш герой срывает меч, когда там есть на выбор и копье, и секира, и палица, и алебарда. И иногда они могли бы дать герою определенное преимущество. В тонком клинке меча есть намек на хрупкость. Фехтование — целая наука, почти искусство, которое требует изучения, тренировки и определенной степени мастерства. Выбор меча подразумевает честную схватку, готовность дать злодею шанс, продемонстрировать храбрость и смелость в ближнем бою, которого требует такая схватка. Меч возбуждает в человеке первобытные чувства, поскольку прикосновение к нему возвращает его к средневековью, во времена, когда у него был только клинок да вера в себя. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любой клинок — брат ножа. Любой меч, какого бы то ни было типа — хоть собственно меч, шпага, палаш, сабля — это всего лишь длинный нож. Индейцы так и называли кавалеристов — «длинные ножи», за их сабли. Стрелы — этого всего лишь острия ножей на палочках, копье — лезвие ножа на посохе (и отец штыка), пика — нож на жердине, топор — расширенный и утолщенный нож, насаженный на рукоять. Меч — это мощь. Страх перед мечом — или, по крайней мере, уважение к нему — глубоко сидит во всех людях. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако в вестернах револьвер — или, если угодно, «шестизарядный кольт» — является оружием, по выбору предпочитаемым зачастую более практичной винтовке. Здесь наблюдается суррогат меча. Использовать револьвер считается более дерзко — и не важно, если него трудно попасть даже в корову. С винтовкой могут |управиться почти все, но для героя было бы неспортивным применять ее против скверных парней. Злодей должен иметь преимущество. Пусть он пользуется винтовкой, это делает соотношение сил еще более неблагоприятным для героя. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно этому правилу популярный телесериал «Человек с ружьем»¹ — неверное название. Не забудьте, кодекс Дикого Запада начинался с правила: «Никогда не теряй шляпу», но нам хотелось бы думать, что это означает честный бой, шанс для «плохого» героя. И поэтому, несмотря на название в приведенном для примера телесериале, положительный герой никогда не применяет ружья. У него есть карабин. Калибра 44,40, который стреляет пулями 44,100 дюйма в диаметре с 40 гранами черного пороха. Добавить еще 6,100, и было бы ровно полдюйма мягкого свинца; 4-й, именно настолько уступает 50-у калибру, размеру, применяемому для охоты на бизона. Это скверная штука, когда такая пуля попадает в мясо и кость. Она проделывает полудюймовую дырочку на входе и дырку, которую ладонью Ц не закрыть, на выходе. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для начала это нечестно по отношению к злодеям. С карабином или винтовкой герой не может промахнуться по цели величиной с человека с расстояния в тридцать футов. И потом он обманывает противника. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;этим своим хитрым ружьем, потому что каждое ружье, заряжающееся с казенной части, сделано так, что патрон вкладывается в патронник передергиванием затвора, и уже потом спусковой крючок спускает курок, «боек ударяет по капсюлю для выстрела. Любой скверный парень знает, что у него есть доля секунды, когда герой передергивает затвор карабина. Герой еще только заряжает (думают они); он еще должен нажать на спуск своего оружия, чтобы выстрелить из него. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, этот «человек с ружьем» не «герой»; его ружье устроено так, чтоб стрелять, когда работает затвор. Типично злодейский трюк; и Лукас Мак-Кейн — стрелок с ружьем — никакой не положительный герой. У него постоянное преимущество, и его противники идут на верную гибель. Он с таким же успехом мог бы выступить с автоматом против их револьверов так называемого «простого действия» (т. е. без самовзвода). Шансы у них были бы не менее мизерными. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В большей части фильмов и книг, где действие происходит в современной обстановке, герои предпочитают выяснять отношения на кулаках. Интересно, с чего бы это? Малорослый человек, как бы здорово он ни орудовал кулаками, никогда не сможет отлупить умеющего драться рослого человека. Однако положительный герой всегда меньше своего противника. (В кино маленький герой побеждает рослого скота-злодея.) С другой стороны, применяя дзюдо или каратэ, коротышка может действительно кидать рослого скверного парня по всей съемочной площадке; но редко увидишь, чтобы положительный герой использовал приемы. В таких трюках есть что-то коварно-восточное. Это подлые, нечестные трюки, таково всеобщее мнение. Никакой истинно американский (англосаксонский?) герой не станет прибегать к ним. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Американскую и английскую публику волнуют кулачные бои. Это более прямой, позитивный и спортивный образ мышления. Французский читатель, может, и будет восхищаться умением драться ногами, но человек с английским менталитетом сочтет это грязным трюком: встань и дерись как мужчина! <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот тут-то, возможно, и скрывается тайна переводов на другие языки; сцены схваток подогнаны под национальный образ мышления, наряду с другим знанием обычаев, что лишь доказывает, что просто студенту языкового вуза никогда не следует пытаться переводить. <br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поскольку оружие по выбору не то же самое, что выбор оружия, то, видимо, писателю необходимо некоторое знание правильного оружия для исторической эпохи, в которой происходит действие его произведения. Некоторое время писатели часто использовали в исторических романах критские «рапиры». А потом археологи раскопали развалины древнего Крита. «Рапиры» оказались не чем иным, как кинжалами с длинными клинками, и, чтобы применять их, не нужно было знать никакого фехтования, они годились лишь для ударов из-за угла. Такого рода «рапира» пользовалась большой популярностью в повествованиях о пропавшей Атлантиде. Однако они создавали неправильное впечатление у читателя, который знал только рапиры времен трех мушкетеров. Возможно, выбор оружия — более важное дело, чем думают некоторые авторы.

«[[Конан. Убийца колдунов]]» Издательство «[[Азбука]]», «Терра».  

«[[Конан. Убийца колдунов]]» Издательство «[[Азбука]]», «Терра».  

</div>

</div>