В чем секрет популярности "Конана"? Почему десятки писателей подхватили идею Р. Говарда и пишут про этого героя? Впрочем, даже и не десятки - этот тип персонажа под другими именами выводят сотни авторов. И тысячи читателей "сметают" с прилавков очередной том.

Что мы знаем о Конане? Что он бродит по Neverland'у, то есть заведомо выдуманной стране, которая принимает черты любой реальной цивилизации, от древнего Египта до Запорожской Сечи, а с недавних пор - и нереальной тоже: Конана можно отправить гулять, например, по Средиземью. Мы отлично знаем, как Конан выглядит: здоровенный мужик, одетый только в меховые плавки и портянки, с огромным мечом у пояса - и в таковом облачении ему вполне удобно хоть в вечных снегах, хоть в знойных пустынях, хоть в тропических джунглях, хоть на приеме у ближайшего царя-падишаха-вождя. Мы знаем, что Конан любит: драться. Желательно - с магами. Более желательно - с отвратительными некромантами, жаждущими захватить мир. Еще Конан любит женщин, но меньше, чем они его: у него на шею норовит повиснуть каждая, а сам он высоконравственен для варвара (обычно не больше одной возлюбленной на один роман).

Вот, собственно, и всё. Или - почти всё. Зная этот минимум миниморум, можно смело самому садиться писать роман о Конане. Останется лишь выбрать, черты каких узнаваемых читателями реальных и нереальных стран придать Neverland'у, придумать героиню, мерзкого мага, драгоценность, которую кто-то похитит, и прочие детали.

Можно зачитываться "Конаном" и горько сожалеть о том, что сам Говард написал так мало об этом герое, можно с нетерпением ждать новых томов и новых имен авторов - а можно называть эту эпопею "чтивом" и ругать нехорошими словами и тех, кто пишет, и тех, кто читает … однако факт остается фактом: "Конан" - одна из ярких реалий современной культуры, пройти мимо которой невозможно.

Так что же делает "Конана" таким?

Постараемся разобраться и начнем - издалека.

Наше время - конец XX и начало XXI века - это время, когда чрезвычайно остро ощущается потребность во вторичной мифологизации мира. Одной из форм проявления этой тяги к мифологизации является бурный расцвет фэнтези как уже даже не стиля, а самостоятельного литературного жанра. Элементы фантастического так или иначе присутствовали в художественной литературе всегда, но во второй половине ХХ века возникло самостоятельное литературное направление: роман-"квэст", действие которого происходит в более или менее потустороннем мире, а среди персонажей непременно есть сверхъестественные существа. Этот роман по своему сюжету отчасти сходен с волшебной сказкой, но, в отличие от нее, он адресован взрослым (по крайней мере, юношескому возрасту; впрочем, многие читатели - старше). Большинство книг фэнтези - это приключения (сюда относится и "Конан"); если в книге присутствуют глубокие философские мысли, то начинается спор, относить ли произведение к фэнтези или к "высокой литературе".

Вера в волшебство всё больше уходит из нашей жизни, более того - из нашего сознания. Наше мышление рационализировано до такой степени, что человеческая психика этого уже не выдерживает. Если разум не признает чудесного, то наши эмоции не могут обойтись без него. И тогда возникает потребность искусственно создавать то, что было естественно для человечества на протяжении сорока тысячелетий сознательного существования. Вместо обрядов и ритуалов начинается игра в них: либо описание в художественных текстах, либо воссоздание "в реальности" - таковы многочисленные формы нео-язычества, охватившие и Европу, и Америку, и Россию. Еще одной формой реконструкции мифологической реальности являются столь популярные последнее время ролевые игры. Все эти формы привнесения мифологического начала в анти-мифологическую действительность являются, по сути своей, психологической опорой для тех, кто не хочет порывать с многовековым прошлым человечества. Катализатором этих идея стала литература фэнтези.

Одни называют родоначальником фэнтези Толкиена, другие категорически отказывают ему в принадлежности к этому жанру. Оставаясь в стороне от этих споров, можно сказать лишь одно: по обе стороны Атлантики сейчас стремительно растет число людей, которые более или менее увлеченно ищут сверхъестественное либо в обыденной жизни, либо в Neverland'е. Тяга к магическому, волшебному, мистическому приводит к тому, что в сознании этих людей невольно пробуждаются древнейшие мифологические представления, которые хранит наше подсознание, и эти древнейшие мифологемы находят свое воплощение, или, говоря научным языком, актуализируются.

Наше обращение к мифологии идет именно на подсознательном уровне, и это приводит к тому, что "на поверхность" выходят древнейшие, универсальные мифологемы. Поясню: мифологемы - это своеобразные элементы мозаики, из которых складывается "узор", то есть конкретный миф. Как из отдельных элементов может быть сложено неисчислимое множество узоров, так и из отдельных мифологем могут быть сформированы многочисленные мифы. В число таких мифологем входит образ архаического героя .

Одним из наиболее ярких и известных примеров архаического героя является Геракл. Сравним его с Конаном. Внешность. Как мы себе представляем Геракла? Тоже здоровенный дядька, изо всей одежды на котором - шкура льва на плечах, лук со стрелами за спиной и палица в руке. Подозрительно похож на Конана. Точнее, это Конан похож на Геракла, поскольку, как литературный персонаж, Геракл старше Конана примерно на три тысячи лет. Геракл - это архаический герой как таковой, и его внешность мифологически мотивирована.

В древнейшей мифологии герой - это тот, кто соединяет в себе человеческие черты со сверхъестественными, причем доля "человеческого" нередко - меньшая. Так, в образе Геракла сочетаются качества человека с образами двух чудовищ: Киферонского льва, шкура которого служит герою панцирем, и Лернейской гидры, ядом которой напоены его стрелы. С точки зрения мифологии это означает, что Геракл воспринимается как на треть человек, а на две трети - чудовище (в архаической мифологии только тот может повергнуть чудовище, кто сам имеет его черты ). Вообще в мифологических текстах герой часто "мохнат", то есть имеет черты сверхъестественного животного. Они могут выражаться буквально: полоса шерсти или медвежье ухо, но могут (в более позднее время) быть выражены через неотъемлемую деталь одежды: на Геракле всегда львиная шкура, на Конане всегда минимум одежды, но она - меховая.

Что касается большей или меньшей обнаженности героев, то это тоже имеет свое мифологическое объяснение. Архаический герой, будучи "не вполне человеком", всегда выступает как тот, кто не соответствует нормам человеческой жизни. Это проявляется по-разному, и, в частности, как отсутствие нормальной человеческой одежды: и Геракл, и Конан ходят полуголыми. Однако их относительная нагота - наименьшее из проявлений их противопоставленности человеческим нормам. Геракл постоянно предстает нарушителем законов человеческого (и не-человеческого) общества: он убивает своих детей, заставляет кентавра Фола отдать ему вино, принадлежащее всему народу кентавров, похищает у крестьянина единственного быка, спорит с богами и титанами и даже вступает в борьбу с ними… Конан в этом смысле более "воспитан", но примечательно само обозначение его как варвара, то есть личности, которой недоступно понимание законов цивилизованного общества. Более того, не желая принимать законы "южных" стран (Конан - северянин, а все почти страны, куда водят его авторы, имеют отчетливо выраженную средиземноморскую природу), Конан постоянно разрушает общества, куда попадает: уничтожает жрецов и/или магов, низвергает властителей и т.п. То есть Конан, как и положено архаическому герою, выступает скорее невольным, чем сознательным разрушителем мира людей, в который забрасывает его судьба. Недаром один из самых известных фильмов про него так и называется - "Конан-разрушитель".

Несомненно, главная черта, которая роднит Конана и Геракла - это запредельная физическая сила. Гора мускулов. Это чисто мифологическая черта: сила, превышающая человеческие возможности. Более того, оба героя гораздо больше полагаются именно на мускульную силу, чем на искусство боя; то есть их сила - сравнительно дикая, стихийная . Оба героя обладают фактической неуязвимостью. Поясню: их способность выживать там, где погибнет в бою или умрет от ран любой другой внешне ничем не мотивирована (у других архаических героев есть на теле "роговой панцирь" или нечто подобное), но они остаются целы, пройдя сквозь самые невообразимые битвы: Геракл истребляет чудовищ больше, чем прочие античные герои, вместе взятые, а про Конана постоянно говорится, что он за пару дней оправляется от ран, которые обычного человека уложили бы минимум на несколько недель.

В архаической мифологии неуязвимость героя - знак его сверхъестественного происхождения, и часто внешне она выглядит как каменнотелость. Древнейшие мифы изобилуют персонажами, тело которых состоит либо из камня, либо из металла, и потому человеческое оружие не может причинить вреда такому герою . С течением времени буквальное восприятие героя как каменнотелого ушло, но его неуязвимость сохранилась в сюжете - уже без мифологической мотивации. Это в равной степени относится как к Гераклу, так и к Конану.

Частным случаем проявления неуязвимости обоих героев является их безразличие к жаре и холоду. И Конан, и Геракл исходили свои миры от Гипербореи (Гибореи Говарда) до пустынь, не страдая от "перепадов температуры".

Собственно, Конан предстает более "облагороженным" героем, чем Геракл: ему почти нигде не присуще геракловское обжорство и пьянство (то и другое - черты архаического героя), кроме того, Конан менее любвеобилен, чем Геракл.

Эротизм героя - одна из отличительных черт архаики. Отчасти это связи связано с тем, что архаический герой наследует образу прародителя-первопредка, который должен стать родоначальником человечества. Но другая причина повышенного эротизма главного героя архаического эпоса - всё то же отрицание законов человеческой морали (напомню, что архаический герой в значительно степени - не-человек). Что касается Геракла, то мифографы называют как минимум трех его жен, а также упоминают любовное приключение с дочерьми царя Теспия. Конан, как это уже было сказано, более "нравственен" - в одном сюжете у него редко бывает больше одной любовницы, но общее число этих женщин - огромно. Только в нескольких повестях Говарда Конан предстает женатым на Зенобии и верным ей, в подавляющем большинстве текстов ни о какой верности одной-единственной женщине нет и речи.

В высшей степени примечательно, что своим главным врагом Конан постоянно избирает магов и жрецов, начиная с говардовского Тот-Амона. Это - одно из основных мифологических противопоставлений: либо путь магии, либо путь воинской силы. В архаических мифах маги и воины часто выступают непримиримыми противниками. Один из ярких примеров дает нам индийская мифология, где громовержец Индра (тоже могучий, яростный и большой охотник до женщин и выпивки) враждует с искусным богом Тваштаром. Если обратиться к эпосу, то у многих юных героев первый в жизни враг - их собственный учитель, маг и кузнец. Так, главный герой германо-скандинавского эпоса Сигурд-Зигфрид своим мечом разрубает наковальню чудесного кузнеца Регина, который и сделал этот меч, а потом убивает своего наставника; так же ведут себя и кавказские юные герои.

И опять мы видим параллель в мифах о Геракле. Античный герой не изображен противников жрецов - просто потому, что он бьется непосредственно с богами и титанами, подчас силой принуждая их помочь ему в выполнении очередного подвига. Именно Геракл превращает храмы в место битвы - например, он борется с Аполлоном прямо в дельфийском святилище.

Но, кажется, в регулярно воспроизводимом сюжете борьбы Конана с очередным магом есть не только мифологическая основа, но и более позднее (чисто американское!) желание освободиться от тех условностей, правил, традиций, подчиняющих себе личность, которые неразрывно связаны с любым вековым культом.

И здесь мы выходим за пределы мифологии, из седой древности - в двадцатый век.

Да, разумеется, Конан - герой, живущий в Neverland'е, но читатели каждого времени любят тот Neverland, который им близок. И в романах о Конане мы видим четкое противопоставление старых цивилизаций, насквозь пронизанных традициями, и варвара, который не хочет (да и не может) эти традиции принимать. И он их рушит - как традиции, так и цивилизации, на них стоящие. В этом нельзя не увидеть американского подхода к жизни: возьми себе столько свободы, сколько можешь. Говард всё-таки - американец.

Говарда стоит сравнить с Толкиеном - по контрасту. Оба автора создали мир, в который буквально ринулись толпы поклонников. Но миры их - противоположны по сути. Средиземье Толкиена - это мир, где угадываются земные реалии, но нет прямых "привязок" к определенным цивилизациям и эпохам; именно этот "эффект узнавания" так волнует читателя. "Властелин Колец" Толкиена - это масштабное повествование, сюжет которого завершен. Говард шел по совершенно иному пути. Вместо "узнавания" он дал читателю возможность поиграть в "исторический маскарад", взяв внешние черты разновременных цивилизаций. Он написал о Конане довольно большой ряд произведений, от рассказов до романов, этот ряд в принципе не имеет ни начала, ни конца. Поэтому так легко вписывать новые сюжеты в историю приключений Конана.

Конан - персона без возраста. Это - тоже черта архаического героя, возраст которого не меняется: боец всегда в расцвете сил. Главный герой любого национального эпоса всегда таков, будь то Геракл, Илья Муромец, Марко Кралевич, Роланд и так далее. Подвиги этого героя нанизываются один на другой, как бусины. В старину всегда не было недостатка в слушателях сказаний о "вечном герое", сейчас та же традиция приспособилась под современные формы информации - и нет недостатка в читателях.

По существу, мы имеем дело с трансформацией эпической традиции.

В развернутом эпическом повествовании протяженности времени как практически нет. Раз герой имеет фиксированный возраст, то его подвиги происходят как бы вне хронологической шкалы, и последовательность их более или менее произвольна. В качестве примера можно назвать того же Геракла или русских богатырей. Несмотря на любвеобильность, у Конана нет детей. Принц Конн иногда упоминается, но серьезного места в эпопее не занимает. Эта сюжетная черта также является общеэпической: бездетность главного героя объясняется тем, что с его смертью "героический век" должен закончиться, уступив место времени обычных людей. Из множества примеров можно выделить короля Артура, не оставившего наследника.

Среди множества эпических традиций стоит указать одну, с которой творчество Говарда связано особенно тесно. Это - кельты.

Само имя Конана пришло из древних ирландских сказаний. И хотя в "конанических" текстах воплощаются мифологические сюжеты, единые для большинства народов Земли, именно ирландские мифы послужили отправной точкой для Говарда.

Среди ирландских героев особое место занимает Кухулин. В отличие от Конана (героя скорее зрелого, чем молодого), Кухулин - юноша. Но он во всем остальном подобен своему литературному "потомку". Огромные мускулы? - о Кухулине говорится, что любой из непомерных, бессчетных, могучих, увесистых круглых бугров его мышц был подобен голове месячного ребенка. Любвеобильность? - Кухулин как-то требовал себе в наложницы всех женщин Коннахта. То же можно сказать о других отличительных чертах этих героев. Пожалуй, Кухулина от Конана отличает только то, что своими врагами ирландский герой избирает обителей мира людей, а не запредельных стран (что, впрочем, не мешает ему убивать некоторых чудищ, живущих бок о бок с людьми).

Особая часть ирландских сказаний - это сказания о странствиях. Всевозможные плавания к зачарованным островам занимают исключительное место в кельтской мифологии. Мир ирландских сказаний расширяется, оставаясь вполне человеческим, но приобретая самые экзотические черты. Корабельщик, отважно бросающийся навстречу неизвестности, готовый к любым испытаниям и встрече с самыми невероятными землями и существами, - этот герой был любим ирландцами и его дух вошел в "Сагу о Конане".

И всё же, откуда такая популярность Конана? Чем привлекает этот исполин читателей по обе стороны Атлантики?

В современном мире физическая сила играет всё меньшую роль. Механистичность цивилизации приводит к тому, что мощь мускулов становится своего рода экзотикой, привлекательной именно потому, что она уже выходит за пределы обыденности.

Могучим Конаном приятно воображать себя. Независимо от того, каков ты в реальности.

Для Конана не существует границ. Он обходит мыслимые и немыслимые страны. Он буквально раздвигает плечами границы мира.

Конан - победитель "по умолчанию". Он - поистине "вечный герой", поскольку этот образ восходит к древнейшим эпическим прототипам. Он невероятно харизматичен - как жизненной реальности (миллионы почитателей), так и в литературной (другие герои и героини счастливы следовать за ним).

Конан разрушает давящий на читателя мир условностей. Он живет (и несет с собой!) в своем, гиборейском, варварском мире - где не нужно думать о тысяче повседневных мелочей, где чувства просты и ярки. В противовес обыденным проблемам читателя со страниц романов о Конане веет чистой силой, утверждающей себя прямо и непосредственно, а не через многочисленные условности, которые созданы цивилизацией. Именно это освобождение от условностей, возврат к чистым чувствам, желаниям, стремлениям вообще делает мир фэнтези (любой фэнтези!) таким желанным. И еще - масштаб проблем. В фэнтези вообще (и "Саге о Конане" в частности) речь идет о проблемах изрядных, в первую очередь, это вопрос жизни и смерти, победы и поражения. То, от чего почти отвык современный человек. Иногда это доводится до апогея и почти до абсурда - когда очередной нехороший маг или Темный Бог хочет захватить мир. Это уже, конечно, перебор (которого совершенно не знает мифология, поскольку в древних сказаниях понятий Добра и Зла практически не существует, они созданы христианской культурой).

Конан не умеет делать одну вещь, без которой невозможно современное существование общества. Он не умеет лгать, в отличие от большинства его противников. (В этом Говард очень точно отражает суть "варварства", поскольку в древних обществах отношение к слову было священным). Не просто Конан побеждает магов и жрецов - это сила побеждает хитрость. В этот "Сага о Конане" противоположна своим мифологическим прообразам, где хитрый герой одолевал простодушного силача-врага (наиболее известный пример - греческий Одиссей и циклоп Полифем).

Конан - это своеобразное освобождение от современности, причем не столько от ее внешних атрибутов, сколько от ее культурных требований, от сложнейшей паутины обязанностей, которые накладывает на молодого человека цивилизация рубежа тысячелетий. Вот каковы в самой что ни на есть реальности те "черно-злобные маги", которых блистательно повергает Конан и с ним - все его многочисленные по-читатели.

Не надо забывать о возрасте поклонников "Саги о Конане". Это молодежь. Возраст бунтарей. И для них Конан-разрушитель становится символом морального освобождения, даже если они не поклонники бодибилдинга и подобного ему культа тела.

Я до сих пор помню, как, будучи студенткой, я с огромным трудом копила деньги на первые тома о Конане, которые выходили в "Северо-Западе". Прошло десять лет - и я уже не слежу за новыми изданиями, а если и перечитываю, то самого Говарда.

Выросла из "Конана", наверное.

А.Л. Баркова, кандидат филологических наук, доцент.