Слова, слова, слова...

Материал из Конан

От Олафа Локнита: это не столько предисловие, сколько небольшое рассуждение о сущности литературы fantasy, основанное на работах исследователей творчества профессора Дж. Р. Р. Толкина и личных умозаключениях, основанных на известной сентенции некоего всемирно известного принца, обозначенной как...


Именно так ответил Гамлет датскому премьер-министру Полонию, на вопрос о том, что написано в книге: слова.

Сегодня мистер Олаф Локнит жаждет поговорить со своим читателем именно о словах. Точнее, о слове и предмете, который данное слово обозначает.

Вот кстати, двумя строками выше я назвал одного из героев знаменитой трагедии Шекспира «премьер-министром» и был совершенно прав — старик Полоний действительно исполнял при датском королевском дворе обязанности, примерно соответствующие обязанностям главы правительства. Только во времена Шекспира называлось эта должность несколько по-другому: государственный канцлер. Действуя по схеме замены старинных слов более современными синонимами, я могу кому угодно доказать, что например в Древнем Риме существовали оперативные сотрудники уголовной полиции (квесторы), мэры городов (префекты), председатели муниципальных комиссий по благоустройству (курульные эдилы) или начальники штаба военного округа (провинциальные консулы).

Теперь, если вы разбираетесь в римской истории, попробуйте перевести на понятный всем и каждому язык такую фразочку: «В консулярный трибунат из аэтрария прибыл цензор, чтобы провести ауспиции, а затем собрать трибы и избрать эдилов в консилии плебса». Кто переведет с ходу, тому обещаю подарить полное собрание моих сочинений с автографом.

Ладно, не стану долго посмеиваться над вашими озадаченными лицами. «Перевод» этой немыслимой галиматьи таков: чиновник, ответственный за финансовую и демографическую политику Рима, прибыл из здания казначейства в коллегию высших должностных лиц, чтобы провести ритуальные гадания, перепись населения города и помочь означенному населению выбрать депутатов в муниципалитет. Все сразу стало понятно и знакомо до боли в зубе мудрости!

При очень большом желании эту фразу можно снова переделать в нечто абсолютно непроизносимое с помощью понятий, известных в средневековой Франции, древнем Египте или императорской Японии. Но, полагаю, одного примера будет достаточно. Слова разные, хотя предмет остается неизменным.

* * *

Давайте вернемся из мира исторического в мир фантастический и поразмыслим, как же быть с этими непонятными словами во Вселенной Хайбории? Допустимы ли в хайборийском Универсуме генералы, министры, камер-лакеи или лейб-гвардейцы?

...Несколько лет назад я пришел в свое издательство в Окленде по делам насквозь коммерческим и, пока высокое начальство изволило задерживаться, стал свидетелем напряженного спора меж двумя редакторами: две пухленьких дамы, готовившие к выпуску текст «Саги» одного из американских авторов пытались выяснить, можно ли называть Паллантида (одного из высших командиров королевской гвардии Аквилонии) «генералом». Спросили совета у меня.

Без долгих размышлений я ответил, что генералы, вернее соответствующие сему понятию должности, в армии Аквилонии несомненно существовали, но чтобы сохранить «фантастическую» стилистику, лучше бы Паллантида поименовать не «генералом», а «легатом». Никто не знает и никогда не узнает, было ли в Хайбории военное подразделение с названием «легион», но это слово звучит «древнее», нежели «дивизия» или «батальон». Кроме того, понятие «генерал» совсем уж новое — впервые эти звания появились около двухсот лет тому, во времена Великой Французской революции. А вот легаты воевали уже две с половиной тысячи лет назад и захватили для Рима половину обитаемого мира...

Кстати, с Паллантидом вообще было много возни и непоняток. Много лет назад, когда писалась «Полуночная Гроза», мне пришлось претерпеть несколько малоприятных стычек с главным редактором именно из-за этого персонажа. С писательским снобизмом я скажу, что редактор почему-то всегда считает себя умнее автора — это сейчас Олаф Локнит является мэтром и авторитетом, с чьим мнением полагается считаться, а тогда мне категорически запретили писать «Юний Паллантид» вместо просто «Паллантид». Оказывается, наш классик и отец-основатель Роберт Говард, где-то упомянул, будто Паллантид не более, ни менее как... гирканец! Следовательно, никаких «Юниев» в его имени быть не может! Поскольку в те времена я еще не успел убедить многомудрое литературное начальство в том, что у Говарда все было неправильно, «Юния» безжалостно вычеркнули.

Давайте зададим себе несколько вопросов. Для начала: с чего это вдруг человек с именем, имеющем явные романские корни — Паллантид — внезапно оказался гирканцем, то есть происходил из кочевого племени, в мире Хайбории примерно соответствующему монголам XII-XIII веков? Бог-то с ним с именем, это малозначащая деталь! Вы лучше объясните, каким образом при аквилонском дворе появился гирканец? Да еще и стал командиром гвардии? Если Аквилония является неким аналогом Франции эпохи раннего средневековья, то давайте на миг представим, что при царствовании королей Людовика Святого или Филиппа IV Красивого маршалом Франции стал монгол. Например, внук Чингиза Бату. Вот понравился он королю Филиппу! Умный, решительный, воевать неплохо умеет... А если вдумчиво поискать на периферии, то во французские маршалы можно запросто переманить сарацина, индуса или папуаса! Может такое быть? Верно, не может.

Вывод прост. Великий и ужасный Роберт Говард снова ошибся. Что-то недопонял или просто неверно указал в рукописи. Посему сочтем, что Паллантид — коренной аквилонец и на том успокоимся.

Слышу возражения — но ведь Хайбория изначально фантастична! Там возможно очень многое, включая гирканцев в Аквилонии или аквилонцев в Кхитае! И вообще, такое решение было бы вполне политкорректным.

Первое: если Хайбория настолько фантастический мир, то давайте наплюем на все законы социологии и на менталитет человека древности, ясно гласящий — не ставь чужака на ответственные посты! Хоть на куски режьте, но я не могу вспомнить ни одного монгола или араба, занимавшего важные должности при французских королях. И не знаю ни одного француза, командовавшего туменами Чингиз-хана или конным войском султана Салах-ад-Дина... Кесарю кесарево.

Второе: называйте меня консерватором и ренегатом, но это странное слово «политкорректность» мне совершенно непонятно. Неужели ради политкорректности в компанию друзей Конана обязательно надо вводить гирканцев или афро-американцев (а ведь это звучит! Попробуйте фразу на вкус: «Конан и его приятель Мбанга афро-американского происхождения ехали по широкой Хайборийской степи...»)?

Тогда, чтобы никому обидно не было, следует принять самое политкорректное решение: Конан был черным, женщиной, инвалидом, с нестандартной сексуальной ориентацией, умственно-отсталым от рождения и состоящим в клубе Анонимных Алкоголиков. Ах да, передвигается он (она?., оно?..) сугубо на инвалидной коляске.

Живописная картинка? Эдакая бытовая зарисовка в стиле Брейгеля. Надо будет посоветовать художникам Ройо или Вальехо изобразить Конана именно в таком виде... Никакой я не расист, просто не вижу смысла смешивать модные направления современной политики и миры fantasy. Возможно, кому-нибудь нравится намазывать на хлеб нефть, но только не мне. Не забудем, однако, что и хлеб, и нефть одинаково полезны. Пускай и несовместимы.

Мы, однако, отвлеклись от главной темы. Слова в фантастическом мире значат очень многое, причем далеко не всегда обозначают то, что автор хочет описать. Поскольку эту статью будут читать не только на английском языке, но и в переводе, я попытаюсь растолковать несколько примеров наиболее подробно, чтобы не знакомый с английским читатель в Германии, Франции, России, Аргентине или Норвегии понял, о чем идет речь.

Вот скажите, в чем разница между гномами и гномами? То есть между английским словами dwarves и gnome? А ведь семантика у этих понятий совершенно разная! Dwarves — это классические персонажи fantasy, невысокие, но мощные бородачи, вооружены секирами, мастера на все руки. Гимли из «Властелина Колец» Дж. Толкина и Фрам, сын Дарта из моих романов о Пограничном королевстве — явления одного порядка, близкие родственники. Gnome — другие. Они тоже невелики ростом, однако худенькие, бород не носят, у них тонкие изящные пальцы, длинные носы и острые черты лица, gnome обожают ремесло ювелиров, они изобретатели и в чем-то фантазеры. Разделение этих двух понятий я видел только в романах двух авторов — в «Dragon Lance» M. Уэйт и Т. Хикмен и у польского писателя А. Сапковского.

(Прим. переводчика: видимо О. Аокнит имеет в виду польский синоним нашего слова «гном» — «krasnoludek», которым обозначались дверги, в то время как gnome оставались неизменными).

Вернемся, однако, к Толкину, как к самому показательному примеру фантастического словотворчества. Толкин очень смело перемешал в своем классическом романе «странное и привычное», придавая огромное значение последовательности и интонации слов. Что же Толкин, как классик и родоначальник жанра, проделал со всем известным словом dwarf — «гном»?

(Прим. переводчика: в английской традиции слово «dwarf» по большей части означает «гномика» наподобие героев сказок братьев Гримм, но только не «гнома» в привычном понимании читателей литературы fantasy.)

Это очень древнее понятие — сравните древнеанглийское dweorh, стародатское dvergr, древневерхненемецкое twerg и готское dwairgs (а на готском языке уже полторы тысячи лет никто не говорит, кроме определенного круга лингвистов...). Вероятно, это слово долго было синонимом слова «эльф», вызывая множество недоразумений — взять хотя бы деление эльфов на светлых, серых и темных. Толкин, не забывая об этой классификации, дал ей отражение в легендах «Сильмариллиона». Еще интереснее существующий во многих источниках намек на то, что с людьми гномы жить могут, а вот с эльфами — никогда. У братьев Гримм в «Белоснежке» — гномы оказывают девушке помощь, а в сказке «Белоснежка и алая роза» гном проявляет черную неблагодарность и вообще ведет себя неполиткорректно... Гном всегда ассоциируется с золотом, богатством, рудниками — тут вам и Андвари из «Эдды», и Альбрих, хранитель клада Нибелунгов, и Дайн из «Сэра Орфео». Все это — дверги.

Толкин изначально полагал, что многие слова и словоформы делятся на два типа — «старые, традиционные, подлинные» и «новые, неисторические, ошибочные». Исходя из данного постулата, он сформулировал свое мнение, которое звучит примерно так: слова, принадлежащие к первому типу не только более «истинны», но и более интересны, они заставили считаться с собой на протяжении тысячелетий, они обладают «внутренней непротиворечивостью» по отношению к Малому Творению — Вселенной Средиземья. После первого издания «Властелина Колец», Толкин впал в ярость, увидев, что редактор (этот тоже посчитал себя умнее автора...) с самыми лучшими намерениями и в соответствии с правилами современного английского языка на всем протяжении книги заменил «dwarves» на «dwarfes», «elven» на «elfin» и так далее.

Причины расстройства профессора Толкина состояли в том, что в английском многие «старые», «исконные» слова, которые заканчиваются на -f, можно отличить от «новых» по формам множественного числа. Старые, древнеанглийские слова наподобие hoof (копыто) или loaf (буханка) образуют множественное по образцу: hooves, loaves. А к «новым словам» попросту добавляется окончание -s (proofs, tiffs, rebuffs и т.д.). Посему написание «dwarfs» выглядело для Толкина неуклюжей попыткой «обкорнать» слово, лишить его подлинности и «сказочности». Причем Толкин указывает, что в идеальном варианте следовало бы использовать совсем уж старинную форму «dwarrows».

Выбор архаичной формы множественного числа Толкин объяснял тем, что гномы Средиземья очень сильно отличаются от «гномиков» поздних английских или германских сказок, а уж тем более от уродцев Уолта Диснея, к которому писатель испытывал стойкую неприязнь (Letters of J. R. R. Tolkien. London, 1981).

С той поры большинство англоязычных авторов fantasy используют именно толкиновскую формулировку, дабы дать понять читателю, что их гномы — самые подлинные и настоящие, а не какие-нибудь там dwarfes.

(Прим. переводчика: в русском варианте подобные архаизмы могли бы выглядеть так: «страшныя лесныя разбойники»; «сказочныя лесныя птицы», «животнаго» вместо «животного», «кошачьяго» вместо «кошачьего» и т.д. в соответствии с правилами русского языка до послереволюционной реформы орфографии 1919 г. Кроме того, существуют особенности произношения, окончаний которые, можно проследить в фамилиях как автора этой статьи, так и многократно упоминавшегося профессора Аж. Толкина — «Tolkien», «Lokniet».

В английском и немецком языках дифтонг «ie», используемый в древнеанглийском или древненорвежском вариантах (а обе фамилии имеют весьма архаичное происхождение, то есть со времен, когда норвежец и анг-ло-сакс могли общаться на очень похожих наречиях, как ныне русский и белорус) читается как долгое «и», но не как «ие». Соответственно, не «Толкиен», а «Толкин», и не «Локниет», а «Локнит», с ударением одновременно на «о» и «и», а также большей протяженностью данного звука при произношении. Сравним с немецким «Turnier» — «турнир» и т.д.).

* * *

...Аналогичная история произошла и с понятием «эльфы» — об этом слове можно рассуждать почти бесконечно. Английское «fairy» сейчас означает «фея», «волшебное существо», «волшебное» как прилагательное, «Волшебная страна» как название. Литературные энциклопедии формально указывают, что «fairy» это и есть то слово, которое необходимо предпочитать всем остальным, а в современной литературе «эльф» является не более чем синонимом «fairy», которое в значительной мере заместило слово «эльф» даже в диалектах.

Но спросите любого англичанина (именно англичанина, а не англоговорящего туземца откуда-нибудь из США или Индии), что же такое fairy, и вы получите стандартный ответ: это волшебное существо, нечто «неопределенно-хорошенькое», маленькая добрая фея со стрекозиными крылышками и магическим жезлом, что-то умилительно-сказочное в сладенькой стилистике Гарри Поттера...

И где же тут возвышенные и мудрые «сверхчело-веки» из «Властелина Колец»? Назвать Галадриэль или Феанора словом fairy просто язык не поворачивается! Давайте еще поименуем, допустим, известный «Титаник» ладьей или лодочкой! Толкин, однако, докопался до сути: fairy — это тоже «неправильное новое слово», да вдобавок еще и заимствованное, не британское! Производное от французского «fee» — «фея»! Надо искать правильное слово, ибо именно с правильных слов начинается хорошая литература...

Толкин отлично знал с чего начинать, чтобы точно обозначить своих эльфов верным словом. Помогла английская и германская традиция, а именно скандинавское alfr, древнегерманское alp и древнеанглийское aelf. В поэме «Беовульф» есть такая строка: «eotenas ond ylfe ond orcneas» — «тролли, эльфы и демоны», а в «Сэре Гавейне и Зеленом рыцаре» довольно нервно описывается появление при дворе короля Артура зеленого великана с огромным топором — «aulish mon», «сверхъестественное эльфийское существо».

Изначально, в древности, понятие «эльф» не несло в себе положительной нагрузки — автор «Беовульфа» причисляет эльфов к потомкам первоубийцы Каина и ставит их в один ряд с троллями и демонами, но с другой стороны история сэра Гавейна и Зеленого рыцаря дает понять, что даже с эльфами можно иметь дело. Неоспоримо одно — эти твари очень-очень страшные и жуткие, а вот в древней Исландии слово «жертва» (как кровавое приношение) напрямую увязано с эльфами — «alfa-beot». По отношению к эльфам человеку свойственна смесь страха и влечения — персонажи некоторых легенд уходят в королевства эльфов, но потом обязательно оттуда убегают. А леди Изабель из одноименной шотландской баллады с трудом спасает свою девственность от эльфийского рыцаря-обманщика, которого себе на горе сама же и вызвала.

Чосер в «Истории женщины из Бата» отпускает ряд двусмысленных шуточек, связывая эльфов и... тамплиеров; последние, по словам Чосера «все-таки более падки до молодых женщин, нежели эльфы, хотя репутация у тех и других одинаково скверная». Связка «молодой человек — эльфийская королева», кончается тем, что человек впадает в отчаяние, потому, что его «бросили». Это, кстати, прослеживается и у Китса в «Гиперионе». Словом, единение привлекательности и опасений.

Нотки опасливости проявляются даже во «Властелине Колец» — Фарамир, например характеризует Галадриэль как «губительно-прекрасную», а Сэм Гэмджи прямо говорит: «...Владычицу, конечно, очень даже можно назвать опасной, хотя бы потому, что в ней столько силы!» Загляните в книгу и напомните себе, как относились к эльфам Боромир и всадники Йомера — все сразу станет ясно.

Толкин идеально объединил светлые и темные стороны легенд и предоставил читателю классических elven литературы fantasy, с коими мы знакомы уже на протяжении полустолетия — прочие авторы действовали по толкиновской схеме, забыв о существовании «хорошеньких» fairy и заместив оных массой разновидностей альбов, альвов и эльфов. Найденное Толкином слово прижилось навсегда. Fairy же остались в своей Fairy-land — в неопределенной «Волшебной стране», наподобие сказки Баума про Изумрудный город.

Но фантастическое словотворчество не ограничивается «воссозданием» древних слов и понятий. Давайте поговорим о «голосе рассказчика» и «литературной достоверности», которые и наполняют миры fantasy глубиной и трехмерностью.

* * *

Допустимы ли в произведениях героической fantasy анахронизмы? То есть можно ли использовать в произведениях этого жанра «погрешности от соединения неодновременных событий», как объясняет это слово энциклопедия?


Стр. 1 Стр. 2 Стр. 3

Олаф Локнит, 82 том – «Конан и Владыка Леса»

Личные инструменты