Приступая к решению любой задачи, полезно сначала ознакомиться с ее условием, то есть ответить, хотя бы кратко, на три вопроса: Что? Где? Когда?

Итак, Что?

Во-первых, необходимо учесть, что к изучению мира Толкиена и мира Говарда следует подходить не только с позиций географии физической, исторической, политической и прочее, но и постоянно памятуя, что пространство Средиземья и Хайбории — а обойтись без более или менее четкого определения категории пространства невозможно (иначе непонятно, что именно изучать и как) — является пространством мифопоэтическим, то есть отличным от привычного пространства физического. С точки зрения современной физики, пространство — это нечто абстрактное, отделенное от своего наполнения. Все направления и части его равнозначны, да и сами понятия о каком-либо направлении и членении в таком пространстве относительны.

В восприятии же мифопоэтическом пространство является гармоническим равновесием соподчиненных частей и имеет эстетическую ценность, а потому доступно отражению в Слове. Пространство противоположно не-пространству, космос противостоит хаосу, мир — пустоте (вспомним, что Арду и Эа Толкиена окружает Кума — Бездна, Пустота, Ничто).

В то же время в центре пространства (а мифопоэтическое пространство имеет центр) всегда существует неосвоенный, не переработанный космосом очаг хаоса — источник конфликтов. Возьму на себя смелость утверждать, что в Средиземье таковой локализуется как Ородруин. Вторым центром (и он обязательно присутствует в мифопоэтике), через который проходит ось мира, осуществляется связь мира горнего с миром дольним, является вершина Манвэ, Ойолоссэ.

Мифопоэтическое пространство неотделимо от предметов, его наполняющих, и от времени, в котором они пребывают, ибо и ценно оно их содержанием и взаимосвязями, меняющимися непрерывно. В связи с этим различны и неравноценны направления в пространстве и его части: Север — колдовской, демонический, Запад — обожествленный, духовный, но там же и вход в царство мертвых (Чертоги Мандоса, например), Восток — необъятный и таинственный. Пространству надлежит быть познанным, пройденным и освященным, для чего эпический, сказочный, литературный герой проделывает путь — притом весьма окольный (и Фродо тоже подходит к цели далеко не прямым путем) — не путешествие, но миссию, и каждый шаг его символичен (мост, пещера, ворота, перекресток, гора, лес, болото — всюду преодолевается некая граница между «своим» и «чужим», делается выбор между истинным и ложным) и неслучаен. Некий сакральный символ должен быть доставлен в центр пространства, дабы утвердить приятие мира перед Творцом, провозглашая объединение частей пространства одним телеологическим замыслом, восстановление на более высокой духовной ступени былого единства горнего и дольнего, признание жертвы Творца, ограничившего себя этим актом первотворения, путем Спасения Творения, переход (эвкатастрофа) от мира старого к миру новому.

Приступая к анализу предполагаемой эволюции мифопоэтического пространства от толкиеновского Средиземья до говардовской Хайбории и сопредельных с ней стран, необходимо прежде всего условиться о месте действия этой эволюции. Профессор Толкиен отвергал любые попытки перенести построенный, а точнее, реконструированный им мир на другую планету, в другое измерение, в «параллельную реальность». Действие «Сильмариллиона» и «Властелина колец» происходит на Земле. «На той самой Земле, где мы с вами сейчас обитаем», — подчеркивал он в одном из своих писем. То же самое можно утверждать и по отношению к Хайбории. Документальными свидетельствами, ссылающимися на мнение самого Р. Говарда, автор не располагает, однако реалии мира Конана, топонимика, имена персонажей, описания ландшафтов — все это позволяет сделать однозначное заключение: писатель оставляет своих героев на Земле, не прельщаясь возможностями, предоставляемыми для творчества иными звездными системами и мирами.

Третий вопрос из определяющей триады Что? Где? Когда? — вопрос Когда? Из самого названия данной статьи явствует, что автор ставит Средиземье в хронологическом порядке раньше Хайбории. Дело здесь, разумеется, не в личных симпатиях, хотя субъективных моментов, скорее всего, избежать не удалось. Хронология толкиеновской вселенной весьма детально, начиная с Первой эпохи, разработана самим Профессором и исследователями его творчества, в частности Р. Фостером, поэтому временные привязки в этом случае определяются достаточно четко. В письмах сам Толкиен отмечает, что временная эпоха «Властелина колец,» реконструирована согласно законам литературной достоверности и отнесена к «лакуне» в истории человечества — периоду между Великим оледенением и появлением первых цивилизаций, то есть между VIII и VI тысячелетиями до н. э. Отправной датой может также служить низвержение Нуменора, сиречь гибель Атлантиды, отнесенное Платоном на 10 000 лет назад (по сравнению со временем, когда жил сам автор «Тимея» и «Крития» соответственно). События Войны Кольца имеют место в 3019 г. Третьей эпохи. Таким образом, получается приблизительная дата окончания Третьей эпохи — 7000 г. до н. э. До возникновения рабовладельческих государств Египта, Месопотамии, Индии и Китая остается, по меньшей мере, 2000 лет, к тому же следует учесть: Ближний Восток, а тем более Индия и Китай — регионы очень и очень далекие от запада Средиземья, умещающегося целиком на территории Западной Европы.

Переходя теперь к определению местоположения Хайбории на временной карте последних 10 000 лет до новой эры, уместно будет воспользоваться тем же ориентиром, то есть архетипическим мифом, привлекавшим внимание несчетного числа писателей, историков, теософов, географов, геологов и специалистов из других областей науки и искусства — мифом об Атлантиде. Со времени основания Аквилонского королевства Эпимитриусом до захвата престола Тарантии Конаном минуло около 1300 лет. По «Немедийским хроникам» Трон Дракона (Бельверуса) существует на тот период уже 3000 лет. Колонизация атлантами Киммерии относится на 4000 лет назад. Хайборийское завоевание совершалось уже после Великой Катастрофы, но не сразу после нее, а приблизительно 1000 лет, если не больше, спустя. Получается, что Конан I стал королем Аквилонии через 1000 лет после смерти Арагорна и ухода на Заокраинный Запад последних участников Содружества Кольца — Леголаса и Гимли. На дворе был 6000 г. до н. э.

Возникает вопрос: не следует ли из приведенных хронологических подсчетов, что Хайбория и государства Третьей эпохи, такие, как Гондор, Рохан, королевство Беорнингов, Эсгарот, существовали в одно и то же время на одном и том же месте и при этом ухитрялись не замечать друг друга? Разумеется, следует, и автор весьма этому рад. Противоречие здесь кажущееся. Если бы речь шла об истории материальной культуры с ее археологическими находками, поиском и анализом письменных источников и прочими атрибутами, главным из коих является пространство физическое, повод усомниться в реальности существования либо Хайбории, либо Средиземья имелся бы, притом более чем основательный. Но здесь, когда речь идет о пространстве мифопоэтическом, не об истории (читай «хронике»), а о «трагедии (сиречь мистерии — прим. автора) материальной культуры», подобные совпадения не просто возможны. Более того, их наличие доказывает единство и преемственность мифологического и мифопоэтического мышления в литературе, а значит, доказывает и реальность существования мифопоэтического пространства в наши дни, а следовательно, и присутствие влияния его на современную действительность.

С помощью той же системы аргументов снимается еще одно противоречие, кажущееся очень существенным. Автор статьи предвидит возможные возражения по построенной временной схеме в связи с тем, что сам Р. Говард относил действие своих романов и новелл на 15 000 лет назад, и Хайбория, таким образом, должна предшествовать не только Средиземью, но и Атлантиде Платона. Однако датировку Говарда, на мой взгляд, нельзя воспринимать всерьез, как по приведенным выше соображениям, так и по иным причинам.

Эпоха, указанная Говардом,— это время наибольшего распространения оледенения, когда ледяной покров занимал территории современных Нидерландов, Чехии и Польши. Естественно, что о наличии в Европе каких-либо земледельческих культур не могло быть и речи. В антропосфере господствовали неандертальцы, уподобить хайборийцев которым было бы шагом сколь смелым, столь и сомнительным. Мало того, известный чешский геолог Зденек Кукал в своем исследовании «Атлантида в свете современных знаний» убедительно показал наименьшую вероятность существования Атлантиды и любых иных высокоразвитых материальных цивилизаций в эпоху оледенения.

Если же обращаться к мифологии, то ни одна из ныне существующих мифологических систем, кроме индуистской, не оперирует столь большими временными отрезками. Даже эльфы Валинора не были в состоянии удержать в памяти столько лет, и все датировки до восхода солнца у Толкиена сокрыты туманным понятием «несчетные годы». Мифология вообще не склонна к точным временным ссылкам там, где речь идет о годах доисторических. Р. Говард попытался ограничить архаичный период на оси времени и, как видно, «промахнулся», ибо фраза «Хайбория началась 15 000 лет назад» выглядит столь же нелепо, как и слова «сейчас идет 7197 год от сотворения мира». Нелепость не в самих цифрах, а в том, что ни у монахов, решивших, что мир был сотворен в 5199 г. до н. э., ни у Говарда эти цифры ничем серьезным не обоснованы.

Ничем не обоснованы и «10 000 лет» между Атлантидой Платона И самим Платоном. Позволю себе повториться: миф об Атлантиде — миф архетипический, мотивы коего были использованы и Толкиеном и Говардом (причем у обоих в трактовке Платона), а посему именно данные великого грека избраны автором статьи для определения точки отсчета мифопоэтического времени.

...Концепция Средиземья Толкиена построена прежде всего на языковой основе греческого, латыни, финского, кельтских и германских языков. С появлением языков Средиземья с необходимостью возникли и носители этих языков, их мифология и культура, и само Средиземье с его историей. Этим во многом объясняется стройность, гармоничность и глубина Малого Творения, созданного (или воссозданного) профессором. Нельзя, конечно, исключать литературных, исторических, географических и иных аллюзий, но они скорее следствие избранных за основу языков, нежели первоначальная причина становления Средиземья именно таким, каким оно получилось.

Подход Говарда явно не отличался подобной основательностью, и уж вовсе нет предпосылок искать у американского писателя даже попытки создания какой-либо лингвистической системы. В случае Хайбории имеет место простая калька, элементарный перенос привычных исторических имен и названий на почву вымышленной эпохи. Тем не менее эта ономастика там прививается и не вызывает у читателя неприятия, ощущения языкового дискомфорта. И вовсе не потому, что Р. Говард случайно рассовал по карте своего мира страны, народы и языки чудесным образом, по наитию, и вышло удачно. Несомненно, писатель знал, чего он хочет и как этого добиться. Герои и боги европейских и ближневосточных эпосов, мифов, религий от древности и античности до средневековья, поставленные Говардом в начальные условия некой достаточно-развитой аграрно-ремесленной цивилизации при необходимом разнообразии природных и исторических факторов, начинают жить и действовать логически обоснованно, сообразно стереотипам западноевропейского менталитета, выраженным в мифе.

Прежде всего, рассуждая о линии эволюции мифологического мировосприятия, восходящей от Толкиена к Говарду, следует остановиться на том, что объединяет их построения. Это идеи христианства, монотеизма, борьбы с внемировым злом, стремящимся к абсолютной власти, ушедшего тысячелетия назад «золотого века» с неизбежным грехопадением и глобальной катастрофой и не слишком светлым будущим в ожидании старого зла в новом обличье и апокалиптического финала.

Разумеется, у разных писателей (естественно, не только Толкиен и Говард руководствовались теми же идеями) эти мотивы получили разное воплощение. Нет смысла сравнивать интеллигентную, филигранно стилизованную, эпически мудрую прозу Дж, Р. Р. Толкиена с простоватой, безыскусной и лаконичной речью Р. Говарда — это разные жанры, да и задачи авторы ставили перед собой различные. По тем же причинам не нужно взаимно анализировать глубину философских изысканий английского и американского писателей, измерять количество и качество метафор, эпитетов, гипербол, аллегорий. Оба прежде всего рассказывали истории, истории о Небывшем, или о Возможно Бывшем или о Могущем Быть В То Время, то есть занимались мифотворчеством в высшем и лучшем понимании этого слова.

Различало их в этом очевидном единстве то, что Профессор Толкиен — продолжатель традиций английской литературы, выросший из нее, черпающий свое вдохновение от самых древних ее истоков: народного эпоса, римской античности, раннехристианских философов и богословов. Говард же, явно знакомый с легендами древности и средневековья, остается ярко выраженным представителем литературы американской, литературы Нового Света, многое привнесшей в английскую, из которой она и выросла, но и многое утратившей. Отсюда и героем у Говарда выходит не Гэндальф (архетип «Старого мудреца», для американской прозы крайне редкий), не благородный рыцарь Арагорн (будто только что вставший из-за Круглого Стола), не хоббит Фродо — из тех маленьких героев, что вертят колеса истории, а Конан-варвар, для коего главным является понятие challenge (не самый адекватный русский перевод — «вызов»). Вот именно на этом понятии, восходящем ко времени войны за независимость и покорения Дальнего Запада, и построены многие американские романы — от «Моби Дика» и «Алой буквы» до «Мартина Идена» и «Финансиста».

По вполне понятным причинам американской мифологии (или, создавая новую громоздкую конструкцию, «мифологии США») не существует. То есть не существует мифологии пришлого, белого населения. Американцы — этнос довольно молодой, с подробной сохранившейся письменной историей, так что для появления легенд и мифов Америка — земля не благодатная. Мало того, добрая старая Англия на поверку оказалась не столь уж старой, так что Толкиен даже взялся воссоздавать ее мифологию и «легендариум». Естественно, что природа не терпит пустоты.

В США место мифологии заняла литература. Сами американские писатели — в особенности в XIX в.— личности почти легендарные. Все высказывания вроде «нет пророка в своем отечестве», «поэт — невольник чести», «поэт в России — больше, чем поэт» и ярлыки по образцу «проклятый поэт», коими столь щедро награждали русских, французских, английских поэтов и писателей,— более чем подходящие для немногочисленной, но ярчайшей плеяды их американских собратьев по перу: Натана Готорна, Германа Мелвилла, Эдгара Аллана По, Генри Торо, Эмили Дикинсон, Уолта Уитмена, Джека Лондона — вот уж судьбы не менее трагичные и загадочные, чем у Лермонтова, Рембо или Шелли. Но если в их творениях образ героя, лично принявшего вызов—вызов стихии, судьбы, врага и всего, чего душе угодно,— еще не до конца четко выведен и оформлен и виден скорее в личности самого автора, нежели в персонажах его произведений, то, начиная с «Северных рассказов»- Дж. Лондона и «Финансиста» Т. Драйзера, на страницы книг выходит он — сильный герой, challenger, редкий гость в западноевропейской и российской литературе.

Конан Р. Говарда — типичное выражение американского мифа, американской мечты, если угодно. Мужчина с железной волей, железными мускулами и железным кредо — творец своей судьбы. При этом пусть Говард и наряжает киммерийца в одежды варвара, тот ведет себя как самый примерный христианин и гражданин, непреложно соблюдая десять заповедей и «Билль о правах», Конан никогда не становится на позицию сверхчеловека (то есть сатаны), хотя имеет для этого самые благоприятные возможности: ему это и в голову не приходит! Попробуйте отыскать этакого на дорогах современного Запада! Не вдруг выйдет, если выйдет вообще. Либо в течение тысячи страниц герои раздумывают, остаться им высоконравственными и жалкими или же стать предателями и убийцами, но возвыситься в мощи своей, а в результате поступают и право и неправо, либо ничтоже сумняшеся предаются всем порокам, после чего немножко каются и цинично грешат напропалую дальше.