Алексей СЕМЕНОВ

Замечу сразу, что написать эту статью меня побудило прочтение одной литературоведческой работы, автором коей является молодой сотрудник Абердинского университета (Шотландия) Алекс Мак-Дуф (Alex McDuff). Статья эта называлась «Хайборийский мир. Историко-культурный очерк» и была посвящена, как явствует из названия, исследованию мира, где живет и действует колоритнейший книжный персонаж литературы Fantasy, неуязвимый киммериец Конан.

По долгу службы мне пришлось прочесть несколько романов и новелл о Конане, принадлежащих как перу самого Роберта Говарда, так и многочисленных последователей. Надо сказать, что большого впечатления на меня они не произвели: по сравнению с четкими этнографическими и философскими концепциями Среднеземья Дж. Р. Р. Толкина и Нарнии Льюиса, Хайбория и сопредельные с ней страны выглядят весьма бледно. И, тем не менее, статья уважаемого коллеги, начинающего прозаика-фантаста и известного в университетских кругах Великобритании и Ирландии интересного поэта Алекса Мак-Дуфа привлекает внимание, и вот чем.

Осуществив попытку реконструкции технологии и искусства, закономерностей развития технического прогресса и культуры Хайбории на фоне исторического средневековья и граничащих с Хайборией стран и регионов — попытку довольно успешную, в конце статьи автор предпринимает опыт далекого прогноза будущего Хайбории — на 300— 500 лет после завершения событий сериала о Конане. Дабы такой прогноз мог считаться сколь-нибудь основательным, необходим соответствующий научный аппарат. Ясно ведь, что весьма разумно вести расчет космического полета, пользуясь высшей математикой, и довольно затруднительно решить ту же самую задачу посредством химии высокомолекулярных соединений.

И нужная теория была выбрана безошибочно. Автор воспользовался концепцией этногенеза как дискретного энергетического процесса и пассионарного поля, созданной великим русским ученым-историком, географом и этнологом Львом Николаевичем Гумилевым. О том, правильна ли эта теория или ошибочна, ведутся острые научные споры, которые зачастую перерастают либо в безоглядную апологетику, в коей Лев Николаевич нисколько, на мой взгляд, не нуждается, либо кончаются беспочвенными и оскорбительными обвинениями Гумилева в дилетантизме и намеренном искажении исторического материала.

Спорить подобным образом можно до бесконечности, но, как бы то ни было, теория этногенеза и пассионарности непротиворечиво объясняет наблюденные факты, и девиации, как учит строгая математическая теория систем и адаптивного управления, неизбежны, а ни единого серьезно аргументированного опровержения гумилевской концепции покуда нет.

Разумеется, столь углубленный подход к исследованию, казалось бы, целиком и полностью развлекательного чтива с позиций фундаментальной исторической науки представляется стрельбой из пушек по воробьям. Но привлекает именно абсурдность ситуации, которая на поверку абсурдной не является, и вот почему.

Как известно, закономерности процесса этногенеза и хода кривой пассионарного напряжения четче всего прослеживаются в истории крупнейших таксономических этнических элементов — суперэтносов. Судьбы этносов имеют на порядок большую вариабельность. Далее следуют, соответственно, субэтносы, консорции и конвиксии. Наконец, еще на порядок ниже находится уровень отдельно взятой личности-персоны. Вот уж где, думается, этногенетические закономерности наименее явны и полоса свободы наиболее широка. Изучать причины и следствия процесса этнической истории на примере конкретного представителя данного этноса — это все равно, что по капле воды, взятой из Тихого океана, судить о химическом составе и течениях всей его гигантской акватории.

Но дело в том, что людей вне этносов нет, и память даже одного человека хранит сведения обо всем этносе, по аналогии с «коллективным бессознательным» К. Г. Юнга. А коли так, то немалый интерес вызывает, как авторы, реконструируя историю вымышленной вселенной, даже одной цивилизации этой вселенной — Хайбории, воплотили в своих произведениях указанное «коллективное бессознательное», отразив в книжной истории Хайбории закономерности реального планетарного этногенеза.

Смею надеяться, что наши результаты не будут слишком далеки от истины, ибо подобное постигается подобным, а как показали многолетние работы института им. Бехтерева, мозг человеческий по сложности сравним со Вселенной. К тому же наше исследование будет тем ценнее и достовернее, что выборка представлена не одним лишь Робертом Говардом, но и целой плеядой его продолжателей и подражателей. Вот и проверим, прав ли был Алекс Мак-Дуф в своих выводах. Априорная надежда на успех предприятия имеется: в России я могу назвать две удачные работы, посвященные этногенезу в толкиновском Среднеземье.

Я не буду излагать здесь положения теории Л. Н. Гумилева, ибо ныне его труды увидели свет и стали общедоступными. Отсылаю заинтересованного читателя к ним.

Пусковым моментом хайборийского этногенеза вряд ли можно считать основание Аквилонского королевства, на что недвусмысленно намекает Мак-Дуф. Одно дело, если бы это событие можно было счесть за легендарное, где под легендой подразумевается полумиф о первопредке, как в случае с основанием Рима Ромулом или первым ханом династии Ашина в тюркском Вечном Эле.

Основание же Аквилонии произошло, когда хайборийцы уже пришли с Севера и сокрушили слабое сопротивление атлантов и кхарийцев. Конечно, сведения о начале Хайбории обрывочны и туманны, однако чего еще можно ждать от народа, не знавшего письменности?

Как свидетельствует история человечества, о пусковых моментах этногенеза на основании нарративных источников (а не путем экстраполяционных построений) мы можем судить, лишь когда рядом находится другой, более развитый (то есть более старый) суперэтнос. Так, только благодаря римским и иудейским документам мы довольно много знаем о зарождении и формировании на начальной стадии существования «этноса по Христу» — будущей Византии, и только по опять-таки римским и византийским записям проясняется кое-что о ранней истории германцев и славян, а китайцы как могли описали историю гуннов.

Заниматься историей возникновения хайборийцев было решительно некому. Атланты и кхарийцы были столь высокомерны, так кичились своей цивилизованностью и образованностью, что, по всей видимости, считали неважным и недостойным заниматься историей каких-то варваров. А варвары столь ненавидели угнетателей, что камня на камне не оставили от их культуры.

Проживавшие в то время на Севере хайборийцы в меньшей степени, нежели коренное население материка, пострадали от прежних хозяев западного мира, что позволило им сохранить самобытность культуры. Хайборийский этногенез на своей инкубационной стадии не испытал роковых смещений, и то, что было накоплено множеством поколений за долгие века, сберегалось в неприкосновенности. Это и позволило новому хайборийскому суперэтносу, поднятому пассионарным толчком, воспользоваться прежде накопленным опытом и техническими достижениями.

Мак-Дуф справедливо отмечает успехи хайборийцев в области обработки железа. Такие секреты не открываются в одночасье, для этого необходим упорный труд целого народа за много лет, особенно в непростых условиях хайборийского севера. Зато утратить достигнутое можно довольно быстро: достаточно на пятьдесят — семьдесят лет сделать занятия металлургией делом ненужным, невыгодным или вовсе запретным. Последнее было вполне по силам завоевателям — атлантам и кхарийцам — по отношению к покоренным народам. Такова же была суть колониальной политики европейских держав. Жестокий зигзаг в этногенезе народов Африки, Азии, Океании ныне выправляется, но в каких муках и как трудно это происходит!

Вот почему после поражения угнетателей прежние рабы не смогли организоваться в какую-либо стройную этническую систему и были легко ассимилированы новыми победителями — хайборийцами.

Итак, инкубационный период этногенеза хайборийцев завершился. Энергия этнического подъема воплотилась в первую структуру — племенную военную демократию — систему очень пластичную, способную к свободной инкорпорации представителей иных этнических образований. Произошло и первое разделение общества: субпассионарии и большинство гармоничных особей остались на Севере, их потомками стали современные Конану нордхеймцы — асиры и ваниры. Те, кто был готов к действию, ушли на юг. Вероятно, оставшиеся недолюбливали (и не без оснований) своих непоседливых соплеменников, в чем и кроется во многом причина неприязни хайборийцев к нордхеймцам.

Безусловно, Великая Катастрофа ослабила атлантов. Ослабила как в военном отношении, так и в большей степени деморализовала психологически. Метрополия исчезла в волнах океана. Для той фазы этногенеза, в которой находились атланты, такое событие оказалось роковым. Окончание инерционной фазы и переход к обскурации обычно сопровождаются деяниями неумными — то есть неумной политикой по отношению к аборигенам материка, и неспособностью к деяниям разумным — в данном случае к перемене режима жизнедеятельности.

Надежный, но жесткий механизм державы атлантов дал сбой. Сиречь атланты продолжали действовать, но действовали по-старому: опираясь на идею своего расового превосходства, то есть на грубую силу и преимущества в технологии. Но эти преимущества кончались за стенами городов.

Опыт мировой истории показывает, что при столкновении этноса молодого, но уже прошедшего инкубационный период, с этносом стареющим, к тому же находящимся в состоянии смены фаз этногенеза, пусть и более цивилизованным, технократическая позиция проигрышна, как это произошло совсем недавно во Вьетнаме и Афганистане. Кроме того, хайборийцы отнюдь не были слабы. Их взаимоотношения с атлантами и кхарийцами напоминали взаимоотношения германцев и Западной Римской Империи не I века н. э., а V века Германцы прожили в активном взаимодействии с Империей 400 лет, прежде чем Рим капитулировал перед Аларихом; хайборийцы расправились с атлантами и кхарийцами за считанные годы.

Причина такой относительной изоляции хайборийцев — удаленность их от старых кхарийских королевств, закрытость горами и, в некоторой степени, страна киммерийцев. По данному поводу, правда, предвижу возражения: ведь киммерийцы считаются деградировавшими и одичавшими потомками атлантов. А как раз против атлантов хайборийцы и подняли мечи.

Но противоречие это снимается очень просто: по некоторым сведениям, заселение Киммерии случилось чуть ли не за 4000 лет до событии Конана, а пришествие хайборийцев — за 1500 лет. Естественно, для хайборийцев наверняка родственные по языку (прото-кельтскому, судя по именам) — древние атланты-киммерийцы и «новые» атланты были чем-то единым, как не делали разницы папуасы между англичанами и голландцами. Но для атлантов киммерийцы были столь же чужими, как и для хайборийцев. Видимо, хайборийцы не были знакомы с теорией этногенеза и не знали, что срок активной жизни суперэтноса ограничен 1500 годами. Атлантида существовала долго и, разумеется, процесс этногенеза начинался там не один раз.

Язык — система достаточно консервативная и может существовать гораздо дольше своих создателей (тот же кельтский пережил два пассионарных толчка — древний, случившийся в первом тысячелетии до нашей эры, и сравнительно недавний — XII века, затронувший Ирландию, плоды коего — кельтское Возрождение — мы видим сейчас). Поэтому киммерийцы и атланты были продуктами разных этногенезов и вполне естественна их неприязнь друг к другу.

Но оставим в покое атлантов. Проиграв хайборийцам и пиктам, они надолго — до появления Красных Теней — исчезли из истории материка. С кхарийцами, очевидно, дело обстояло так же, как и с атлантами. За тем исключением, что сами кхарийцы были коренными обитателями материка. А потому они не основывали колоний, как это делали атланты, а расселялись. Родина кхарийцев лежала где-то далеко на востоке, в землях, ставших позднее кхитайскими. На запад континента кхарийцы пришли, когда несколько фаз этногенеза уже миновало. Судя по тому, что часть кхарийцев ушла так далеко на запад, а часть осталась на востоке, это был конец фазы надлома, характеризующейся расколом этнического поля. Подобное явление произошло в реальной истории в западноевропейском суперэтносе, когда появились Северная Америка, Австралия, Южная Африка, и, там, где европейский этногенез столкнулся с американским — Латинская Америка.

Почти в точности повторяет случай с кхарийцами история гуннов, в IV—V веках переплывших степной океан Евразии и дошедших до Галлии, спасаясь от победоносных табгачей. Гунны были первоначально частью степного суперэтноса — народов хунну и только в результате того, что перемешались на Южном Урале с уграми, стали теми гуннами, которых вел Аттила.

Внешне ситуация с кхарийцами выглядела похожей: они вынуждены были бежать с востока на запад, от гнева прежних своих рабов, там основали три королевства, которые затем опять были разбиты хайборийцами. В конце концов, лишь Стигия осталась землей, давшей приют беженцам. Остатки гуннов также сохранились в причерноморских степях, а в позднейшие времена и они были ассимилированы иными этносами.

Вся разница была в том, что хунны никого не угнетали. Они жили своим исконным способом хозяйствования, а конфликты произошли лишь из-за того, что случилось усыхание степи и кому-то пришлось потесниться. Больше всех не повезло хуннам...

Иное дело — кхарийцы. По всей видимости, это был немногочисленный этнос, по причине открывшихся ему колдовских тайн возвысившийся среди прочих и подчинивший их себе, а затем и беженцев-лемурийцев, и существовавший за счет угнетенных. Таким образом, кхарийская империя представляла собой настоящую химерную целостность. Естественно, что рано или поздно химере должен был прийти конец. Ибо химерная система живет, пока недостаточно сильны этносы, на которых химера паразитирует или между коими балансирует. Едва что-то сменилось на востоке — что именно, мы не знаем — как химера рухнула. Вероятно, неурядицы случились внутри самого кхарийского этноса из-за дележа власти, чем и воспользовались покоренные народы.

Но на западе кхарийцы не нашли ничего лучшего, чем продолжать прежнее. Территорию будущей Хайбории населяли слабые реликтовые этносы, неспособные сопротивляться организованным пришельцам. Лишь остатки древней Валузии в кофийских холмах и воинственные племена шемитов, пользуясь преимуществами в умении вести маневренную степную войну, остались непокоренными. Кхарийские королевства вошли в наиболее устойчивую и благословенную фазу этногенеза — инерционную.

Благословенной ли она была для побежденных народов — большой вопрос. Видимо, для кого-то — да, для кого-то — нет. Как и владычество Рима в Средиземноморье или империи Тан в Китае и Центральной Азии. За время инерционной фазы кхарийцы привыкли к спокойному существованию: опаснейшие завоеватели и воинственные враги — атланты и пикты — были оттеснены еще валузийцами. Поэтому после того, как пассионарное напряжение кхарийского суперэтноса упало достаточно сильно, пришедшие с севера хайборийцы не встретили сколь-нибудь серьезного сопротивления со стороны Ахерона, Древней Стигии и Старшей Гипербореи. Даже не слишком могучие в военном отношении, разобщенные шемитские племена оказались не по зубам остатку кхарийской культуры — Стигии.

Стигия — последняя фаза кхарийского этногенеза — обскурация. Для обскурации характерны упаднические настроения, бессмысленные — даже не столько бессмысленные, сколько безыдейные — гражданские войны на истребление и слабость этнической системы при предельном ее упрощении.

Излишняя простота, равно как и сверхсложность, губительны для системы. Сложность накладывает столько ограничений в виде системных связей, что структура не выдерживает напряжения и сбрасывает излишнее, как дерево сбрасывает листву, боясь, что сломается от излишнего количества снега и недостатка жизненных сил в условиях зимы. Начинается прекрасная пора листопада, которой в этногенезе соответствует инерционная фаза — «золотая осень цивилизации», по меткому сравнению Л. Н. Гумилева. Увы, золотая осень кончается, и наступает зима. Какие-то деревья не выдерживают и погибают, убитые морозом. Иные, крепкие, переживают трудные времена, утратив, правда, былое великолепие. Для фазы обскурации характерен поиск выхода в идеологии — религиозной ли, атеистической или иного толка — в идеологии, выросшей не из природных потребностей, а на умозрительных построениях, то есть имеющей в качестве источника не факт, но мнение.

Отсюда появился культ Сета — сложная система ритуалов и посвящений, в основе коей находится совершенный и лишенный эмоций Высший Разум. Такая система мировоззрения абсолютно искусственна, ибо в ней нет места обычной человеческой системе ценностей. Отсутствуют понятия истинности, красоты и справедливости. Змея является не предметом поклонения, как ошибочно считают некоторые авторы романов о Конане, но лишь символом, ибо объявить, что реальным их богом является Ничто, Пустота, Бездна, служители культа Сета — верхушка стигийского общества — справедливо опасаются, поскольку тем самым мгновенно разоблачат себя.

Продолжение