С историческими произведениями все более-менее понятно — зная историю, можно вполне достоверно описать соответствующие события и передать «колорит эпохи». Все романы о Риме пишутся «с точки зрения римлян» («В триклиний вошел номенклатор облаченный в тунику и лорику. Постукивая калигами, доставшимися ему от родственника-ауксилария, он подал табулы и стилос своему патрону»), о средневековье — с точки зрения крестоносцев («В здании командорства заседал капитул Ордена Храма, на котором держал речь магистр, отдав приказ великому приору и туркополье захватить казаль, ныне принадлежащий сарацинам»); книги о Второй мировой повествуют о событиях от лица союзников или немцев («В бункере рейхсканцелярии фюрер наградил гауляйтера железным крестом с мечами и дубовыми листьями, а потом завел разговор о люфтваффе и вермахте)...

Видите, на первый взгляд все довольно просто!

А теперь представьте, что надо написать роман с точки зрения киммерийца-кельта, отягощенного традициями и менталитетом своего времени — тем, что мы обычно называем «предрассудками». Во-первых, историческим обоснованием для такого произведения могут служить лишь единичные кельсткие саги, дошедшие до нашего времени. Во-вторых, оные саги описывают только подвиги и приключения, ничего не говоря о том, как и чем жили обычные люди в Каледонии (Шотландии) или Гибернии (Ирландии) две тысячи лет назад. В-третьих, записаны саги были гораздо позднее времени своего создания и уже не отражали всего колорита эпохи... Как прикажете поступать автору?

Правильно, придется опять использовать «связующие звенья» в стиле Бильбо Бэггинса. А еще можно создать «впечатление глубины», как это делал Толкин.

Любимые словечки Толкина, как рассказчика — «конечно же» и «разумеется». Однако данные слова используются в сочетании с чем-либо необъяснимым или непредсказуемым, наподобие: «...с драконами, конечно же, именно так и следует разговаривать», или «...разумеется, игра в загадки, вообще говоря, дело святое». Случается, что подобные ремарки несут в себе некую полезную информацию, но гораздо чаще они создают впечатление, что за пределами рассказываемой истории кроется нечто большее и что за рамками текста существуют некие накрепко установленные «правила игры», на которые автор только намекает. Эпитеты наподобие «легендарная Белладонна Тук», «сам великий Торин Дубощит» или утверждение: «Гэндальф! Если вы слыхали хотя бы четвертую часть из того, что слыхивал о нем я, а слыхивал я разве малую толику того, что о нем говорилось, вы бы наверняка уже приготовились к какой-нибудь замечательной истории. Истории и приключения, причем свойства самого необыкновенного следовали за Гэндальфом по пятам...» — все это создает впечатление исторической и мифологической глубины. А фразы типа «...какой же паук не возмутится, когда его называют лупоглазым!», образуют иллюзию глубины опыта — хоббит якобы «знает» о методах общения с пауками Чернолесья.

Обиходные замечания в адрес существ мифологических — «Известно, что кошельки у троллей очень вредные» — смазывают опыт реальности в сторону опыта волшебно-магического, а вопросы «Да и как прикажете себя вести, когда к вам без приглашения является незнакомый гном и вешает плащ у себя в прихожей?!» очень напоминают вопросы типа: «А вы уже перестали грабить банки?» Аналогичные приемы писатель использует не только в «Хоббите», но и во «Властелине Колец» — по тексту разбросаны упоминания «жутких чудовищ», от которых оберегают Шир Следопыты, хотя ни одно такое чудовище на страницах книги не описано. Мы лишь «знаем» о том, что эти чудовища «существуют» и через это «знание» подсознательно ощущаем глубину мира Средиземья.

То же самое происходит с топонимами — впервые прочитав «Властелина» много лет назад, я поражался гигантскому количеству упомянутых географических названий или героев «средиземской» мифологии, так или иначе увязанных между собой, причем увязанных накрепко. О том, кто такой Мелькор-Моргот в книге почти не говорится, но Толкин многократно намекает, что именно с него-то вся история и началась, а главный «враг», Саурон, был у Мелькора «только одним из прислужников»... Читателю предлагается самому представить, чем же являлся Мелькор, если его «прислужник» теперь стал главным страшилищем мира Средиземья. Мороз по коже, честное слово!

Таким образом Толкин возложил на себя, как на рассказчика, миссию выражения своего отношения к мифологически-архаичным декорациям мира fantasy: автор говорит о них вскользь, как о само собой разумеющемся, естественном и неоспоримом факте, более того — говорит насквозь равнодушным тоном, благодаря чему накрепко усыпляет бдительность читателя. Писатель с помощью этого приема помогает своему фантастическому миру, его персонажам, обстановке и законам, преодолеть современные барьеры недоверия и даже возможного презрения «взрослого человека», которому читают «сказку».

Дело-то в том, что Бильбо Бэггинс изначально не знает правил игры (точно так же как и читатель) — персонаж-всезнайка в современной повести недопустим, он сразу вызовет недоверие. И посему, не зная правил, хоббит становится вторым «я» читателя. Например, Бильбо запросто ловится на факте, который он (и читатель) предвидеть не мог — оказывается, кошельки у троллей могут разговаривать! Из-за говорящего кошелька хоббит попадает в «приключение», из которого живым выйти невозможно, но его спасают два других «факта» установленных автором правил — способность Гэндальфа к чревовещанию и особенности троллей, которые при восходе солнца превращаются в камни.

Вот вам последний, сокрушающий удар по «реализму»! Обо всех этих «общеизвестных истинах» никто не знает, да и вообще истины эти никакие не истины, а вымысел рассказчика, говоря грубо — ложь. В традиционном «сказочном» повествовании этот прием вызвал бы у читателя ехидную усмешку и неприятие, но у Толкина объединенное невежество Бильбо и читателей запросто перевешивается непоколебимой уверенностью и знаниями соединенных в одном лице троллей, гномов, Гэндальфа и самого Толкина, которые, оказывается, все-все «знают». Основной отличительный признак произведений Толкина — все, о чем идет речь в книге приходит «извне», из самого мира Средиземья, и образует всеобщую взаимозависимость истории, «фактов», языков, людей и не-людей. Взаимозависимость всего, что происходит в Средиземье, не менее прочную, чем та, что существует в нашем не-героическом и не-сказочном цивилизованном мире.

Фактически, мы выяснили основные правила написания «достоверной» книги в жанре «историко-этнографической фантастики», как часто расшифровывают термин fantasy. Снова перечислим главные постулаты: привлечение в текст «правильных архаичных слов», сочетание «анахронизм плюс привычность», разумная «избыточность в деталях» как путь к истине, персонаж «связующего звена», создание «ощущения глубины мира» и роль рассказчика, как создателя и единственного знатока «правил игры».

Возможно, это кого-то шокирует, но в Хайбории ни единое из данных правил до последнего времени не действовало — спасибо классику, Роберту Говарду. Из многих моих предыдущих статей вы знаете, что мое отношение к Говарду весьма далеко от восторженного почитания — он лишь очертил схему, создал Героя и на том успокоился, предоставив неисчислимой орде последователей самостоятельно прорабатывать хайборийский мир. Абсолютное большинство авторов придерживались старой, говардовской схемы.

— Конан прибыл из точки А в точку В, совершил подвиг и отправился далее в точку С. Схема Говарда — это театр теней, без декораций, музыки и слов. Повторюсь: для своего времени такой принцип построения мифологического мира был приемлем, равно как и немое кино, но после появления гениального Дж. Толкина и других авторов fantasy, действующих по созданным Толкином принципам, прежняя Хайбория стала выглядеть серой и скучной, словно бы замороженной. А сами авторы частенько срываются в дикую словесную неуклюжесть и полное свинство описываемого — примеры общеизвестны.

Главная проблема Хайбории — невозможность установить общие правила игры, по которым могла бы развиваться история этого мира. Как прикажете объединить писания нескольких десятков авторов Саги, живущих сейчас, живших до, и которые будут жить после? Да никак! Думаете я позволю кому-нибудь использовать персонажей, которых я сам придумал прорабатывал на протяжении тридцати с лишни» романов, написанных за последние годы? Конечно, не позволю. А персонажи других авторов мне неинтересны, поскольку они для меня «не-живые», чужие и незнакомые. Вот и получается, что «двор короля Конана» у Олафа Локнита имеет один состав, а у H.О'Найт совершенно другой (кроме «статичных» персонажей типа Просперо, Публио или Паллантида, выдуманных Говардом и много лет кочующих из романа в роман и от автора к автору).

Кроме того, если например я или Керк Монро из Канады являемся ярыми сторонниками толкиновской схемы «построения мира», то некоторые другие авторы работают по схеме говардовской или пытаются создать свою схему. Так мы и получаем множество «отражений» Хайбории, где у каждого автора свои любимые персонажи, своя география и свои понятия об «архитектуре Вселенной». «Унификация» Хайбории практически невозможна, что бы там не говорили редакторы или критики — прикажете собирать всемирную конференцию авторов Саги и устанавливать на ней единые правила написания текстов о Конане? Зуб даю, мы там все переругаемся, а может и подеремся1 А потому, я остаюсь в «своей собственной» Хайбории, в которой, как вам уже известно, все было совсем не так, как у Говарда.

После выхода в свет двухтомника «Полуночной грозы» и четырехтомного «Алого пламени», где я кардинально пересмотрел роман Р. Говарда «Час дракона», любящие коллеги поименовали меня «ревизионистом» и «прагматом», с чем я совершенно согласен. И вот, ревизионист Олаф Локнит предлагает вниманию благосклонного читателя новую переделку Говарда — на сей раз я прошелся тяжелым сапогом по рассказу «Под знаменем Черных Драконов», повествующем о перевороте в Аквилонии, который привел Конана к власти.

В процессе написания возникли несколько сложностей, которые следовало преодолеть. Перво-наперво, мне пришлось решать, от чьего имени придется вести рассказ. Выбор пал на начальника тайной службы Аквилонии и его первого помощника — они-то и стали тем самым «связующим звеном» между миром fantasy и современной реальностью. Эти двое господ, такие же «государственные люди», как и их визави в древних Вавилоне, Египте или Риме.

Только не говорите мне, что в этих государствах не существовало аналогов ЦРУ, КГБ, МОССАД или МИ-6! Существовали, да еще какие! Сотрудники тайных служб древности были виртуозами своего дела — в их распоряжении не было сложной аппаратуры, они полагались только на свой разум и логику. Я могу привести несколько примеров того, как в Средневековье работали секретные ведомства — наиболее знамениты византийская разведка или Конгрегация по Чрезвычайным Церковным Делам (не путать с инквизицией — это другое!), которая занималась обеспечением безопасности Апостольского престола Римского Папы. Тут весь набор: шпионаж, физическое устранение политических и идейных противников (поинтересуйтесь на досуге, как погибли некоторые вожди еретиков-богомилов в XII веке), подкуп государственных деятелей, финансирование крупных военных операций, наподобие Крестовых походов. И свои Джеймсы Бонды тоже были, и работали так, что о них помнят которое столетие...

Итак, связующее звено найдено. Но тотчас возникла трудность номер два: подбор «правильных слов». Нельзя же употреблять в Хайборийском мире слова «министерство обороны» или «государственный бюджет»!

Поскольку роман в значительной степени «бюрократичен», пришлось полистать словари и вывести несколько новых понятий. Если королевство Аквилония у нас является неким аналогом франко-романской цивилизации, то и названия, по моему воззрению, следует подобрать соответствующие.

Таким образом «министерство» у нас превращается в «коллегиум» (collegium, лат: «деловое сообщество») или «управу», «акции компаний» становятся «векселями торговых домов» (а первые банки и биржи придумали римляне две с лишним тысячи лет назад), «генералы» самым волшебным образом становятся «легатами» и так далее. В принципе, эти наименования уже мелькали в моих прежних текстах, так что ничего очень уж необычного вы не увидите. Тем более, мы уже выяснили, что правила игры устанавливает автор.

Точно так же я давно заменяю «наши» географические понятия «Север, Запад, Юг, Восток» на «Полночь, Закат, Полдень и Восход» соответственно, по кругу солнечного обращения. Месяц изменяется на «луну», «неделя» на «седмицу», час на «колокол», четверть часа на «квадранс» и так далее.

Что характерно, данные понятия взятые мною из исторических хроник, отлично прижились в Саге. Таким образом, я вполне могу поименовать русское издательство «Северо-Запад», выпускающее мои книги в Санкт-Петербурге, как «Полуночный Закат», а канадскую фирму «Норд», у которой покупаю качественную бумагу для домашнего принтера, как «Полночь». Вот вам и перевод всем известных слов на «язык fantasy».

Признаться, я бы с огромным удовольствием однажды составил «англо-хайборийский» словарь, чтобы раз и навсегда установить «перевод» большинства режущих глаз анахронизмов в более приемлемую архаичную форму. Время, время... Именно его и не хватает.

Но ведь не все авторы Саги примут разработанную мною номенклатуру, правильно? Такая задача мне не по зубам. Посему, все архаизмы употребленные в моих текстах, я оставляю для себя и только рекомендую использовать их другим писателям.

(Прим. переводчика: следующий абзац по необходимости дается с моими примечаниями, данными в скобках.)

Третья и последняя трудность, которая доставит множество тяжких проблем переводчикам. Если в английском языке существует единая форма обращения к человеку «you» (ты/вы), то в прочих языках наличествуют различия в вежливой форме («вы») и фамильярной («ты»). То есть немец или француз, не знакомые с английским будут путаться. Существует большая разница между французским «vous» («вы») и «tu» («ты») или «официальным» немецким «ihr», «Sie» (фраза: «...мы с ним на Вы», соответственно переводится на немецкий как «...wir sagen SIE zu\einander») и дружеским «du» («...быть с кем-то на ты» — «jemand DU(zen)»).

Специально для переводчиков и не англоязычных читателей поясняю: общее мнение, что в Хайбории все и каждый обращались друг ко другу на «ты» (то есть в фамильярной форме), ничем не обосновано. Вежливая форма обращения существовала всегда и во все времена, только в английском языке она отмечается не двумя разными словами, а способом построения фразы.

Можно сравнить «Excuse me, my lord» и «Sorry, frend» («Прошу простить, мой господин» и «Извини, дружище») и, учитывая дальнейший строй фразы, уважительный или фамильярный варианты, следует переводить фразу соответственно. Обращаю особое внимание переводчика и читателя: в моей Хайбории, никакой повсеместной «фамильярщины» нет и быть не может — нижестоящий по отношению к вышестоящим всегда будет говорить «вежливо», что должно быть отражено в переводах на другие языки!

Представим, как немец, француз, русский, испанец или японец обратится к ныне занимающей трон Великобритании королеве Елизавете II (которая, номинально, является и королевой моей страны, ибо Новая Зеландия входит а Британское Содружество, возглавляет которое монарх Туманного Альбиона) примерно таким образом: «Привет, твое величество!»

(В оригинале: «Hello, majesty!» «Свойское» и фамильярное отношение подчеркивается не только отсутствием слова «Your» («ВАШЕ величество»), но и написанием слова «Majesty» не с прописной буквы, а со строчной).

Что по-вашему подумает королева? Поняли, что я имею в виду?

А теперь вообразим, что некий захолустный дворянин, приехавший на прием к королям Конану, Нимеду, Страбонусу или Фердруго, сделал нечто похожее. Опала, ссылка, плаха... Хайбория — это тебе не проникнутая общечеловеческими ценностями Британия, там с хамом церемониться не будут! Вот вам и самый последний пример статьи, посвященной словам — каким многоликим может быть простенькое и всем известное английское обращение, обычное слово — «you»!

(Прим. переводчика: пожелание О. Локнита в данном романе учтено, различия обращения «ты» и «вы», отраженное стилистикой в оригинале, полностью сохранено.)

Ну что ж, будем заканчивать. Надеюсь, роман читателю понравится. Напоследок сделаю важную оговорку: этот текст написан от лица людей предвзятых, способных кое-что приукрасить, кое о чем умолчать, а то и откровенно приврать. Сами знаете, что сотрудникам спецслужб доверять надо с оглядкой. Очень может быть, что история свержения Нумедидеса в реальности выглядела совсем по-другому... И здесь меня интересовали более всего не события истории, а люди, которые данную историю творили — посему в романе больше зарисовок о людях, чем о событиях.

Вообще-то, я вскоре собираюсь описать первые месяцы королевствования Конана, чтобы закрасить пробел между переворотом, случившимся в ночь на 10 мая 1288 года, до начала Полуночной грозы, первые проявления которой были замечены в сентябре. И эта история тоже будет отчетливо попахивать самым радикальным ревизионизмом.

Словом, отдаю себя на суд читателя. В мою задачу входило только записать рассказ этих двоих людей, а верить или не верить им — это уже личные трудности человека, купившего данную книгу. Меня теперь может исправить только топор палача.

Каждому из вас я искренне желаю удачи!

Олаф Бъорн Локнит,
Окленд, Новая Зеландия,
Май 2002 года.