Понятно, что ни один здоровый человек не согласится по доброй воле следовать указке некоего Высшего Разума, на деле не существующего, от имени коего вещает горстка негодяев, среди которых есть фанатики идеи, но большинство — шарлатаны и развратники. Сторонников они находят либо среди интеллигенции, привлеченной тайными знаниями и сложностью ритуалов, либо среди обездоленных, озлобленных кажущейся несправедливостью мира, коих много среди субпассионариев, составляющих значительную часть суперэтноса в фазе обскурации. Человеку гармоничному, труженику, будет весьма странно отказаться от того, чем был жив его народ многие века. Слово «Бездна», значение которого сейчас несколько затуманено, является ближайшим синонимом слова «Ад». Следовать указаниям ада «разумный эгоист» — гармоничная личность — не станет никогда.

Стереотип поведения складывается сам собой, оригинально. Выдуманный стереотип способен создать консорцию (коллектив людей, объединенных общей судьбой), даже конвексию (коллектив людей, объединенных общими традициями быта, например, старообрядцы), иногда даже сплотить вокруг себя маргинальный субэтнос. Не может идеология пустоты лишь одного — найти себе союзников и стать подлинно народной.

Случись такое в реальной истории (а такое случалось), захватившая власть секта не прожила более 200 лет. Далее фаза обскурации кончается. Субпассионарии, не выдержав вследствие отсутствия у них необходимой жизненной энергии, созданных ими же самими невыносимых условий существования, погибают. Гармоничные особи выживут, и адепты Тьмы будут изгнаны. Но в Стигии случилось иначе — благодаря тому, что магия, существование коей в мире нашем весьма сомнительно (в теории этногенеза, по крайней мере, обходятся без всякой магии), в мире Конана периодически заявляет свои права на власть над судьбами мира. Удается это ей плохо и в очень специальных местах, но удается. Именно магия дала возможность Стигии пережить период внешней экспансии хайборийцев и шемитов. После этого Стигия заняла позицию между хайборийским миром, Шемом и Черными Королевствами. Здесь, на стыке трех очень разных, совершенно некомплементарных суперэтносов, оказалось идеальное место для стигийской антисистемы.

Подпитываясь энергией от перепадов пассионарных напряжений этих граничащих со Стигией суперэтносов, вербуя оттуда перебежчиков, Стигия продолжала существовать. Стигийский Черный Круг по структуре напоминает мафию. Войти в него было просто, выйти — почти невозможно. Дерзнувший пойти против авторитета высших жрецов безжалостно уничтожался. Преимущества жизни в такой системе весьма сомнительны, но коль скоро процент личностей с негативным мировоззрением весьма постоянен, то где-то найдется место их повышенной концентрации.

Стигийская антисистема, как бы ни были сильны ее колдуны, все же вряд ли проживет свой предельный срок, то есть пока не погибнут суперэтносы, за счет коих она существует. Для того чтобы пояснить, почему произойдет именно так, следует, во-первых, отметить, что внутри страны часто происходят восстания народа, не желающего противоестественной власти над собой. Как известно, каждый народ имеет то правительство, какого заслуживает,— плохое оно или хорошее, но свое. Стигийский народ заслуживает явно лучшего. Приведенный выше афоризм — своего рода этнологическое тождество, доказанное фактами истории. Но, как известно, абсолютно верных тождеств не бывает — реальность совершает элегантный танец возле них (интересующихся отсылаю к работам по теории больших систем петербургского профессора А. А. Денисова). Во-вторых, будущее Стигии не представляется ясным без анализа процесса этногенеза Аквилонии и Хайбории вообще.

Я намеренно оставил на некоторое время описание хайборийского этногенеза. А это было необходимо для того, чтобы обрисовать панораму, сложившуюся на континенте к моменту основания Аквилонии. Разумеется, в большую цель попасть легче, а этногенез Хайбории, учитывая соседство Стигии, испытал некоторые внешние смещения, без выяснения роли которых важные факторы, влияющие на будущее, остались бы неучтенными.

Итак, хайборийцы победоносно завершили войну с атлантами и кхайрийцами. Они расселились в захваченном регионе, имеющем естественные границы на западе в виде океана и пиктских лесов, именуемых почему-то Пустошами, защищенном с севера — горами и Киммерией, с востока — Кезанкийскими горами и заморийскими полупустынями, с юга — влажными тропическими лесами. Заканчивая разговор об окружении, следует отметить правоту Мак-Дуфа относительно пиктов. Этот оригинальный суперэтнос, ограниченный опушкой своих родных лесов, не позволит установить над собой господство, но и не будет искать счастья в чужих землях. Пикты — явно реликт, аналогичный индейцам Патагонии. Победоносные испанцы оказались не в силах завоевать юг Южно-Американского материка, и отступили, разбитые варварами. Пикты сохранили значительный энергетический потенциал, подкрепляемый естественным отбором — клановой войной. Медленно угасающая пассионарность Хайбории явно недостаточна, чтобы пересилить слабую, но действенную пассионарность пиктов. Их влияние на судьбу Хайбории минимально, и здесь с Мак-Дуфом нельзя не согласиться. Высказанное о пиктах справедливо и для киммерийцев, о чем также не преминул заметить упомянутый автор.

Инкубационный период и начальный этап явного пассионарного подъема для хайборийцев закончились. Теперь, когда военная демократия, как форма организации суперэтноса, исчерпала свои резервы и решила поставленные задачи, когда внешние враги были устранены, а появления новых не предвиделось, перед хайборийцами встал насущный вопрос выбора этнической доминанты. Говоря языком определений, исходное многообразие хайборийских племен должно было прийти к некоему целеустремленному единому однообразию.

Мак-Дуф ошибся, определив деятельность Эпимитриуса как пусковой момент хайборийского этногенеза, но был безусловно прав, характеризуя важность этой деятельности. Сила Стигии была невелика — в военном отношении, но в борьбе за души в дипломатии лидеры Стигии были искушены куда больше хайборийцев. Всемирная история знает факты, когда немногочисленная и не самая лучшая в Европе византийская армия держала под контролем все Средиземноморье и весь Ближний Восток. Германцы — готы, вандалы, бургунды, франки, свевы, лангобарды — и славяне были куда боеспособнее, а персы были никак не худшими стратегами и тактиками. Но византийская идеология — христианство — и хитрая греческая дипломатия позволяли Константинополю сохранять влияние в самых отдаленнейших землях и решать все противоречия в свою пользу. Стигия унаследовала высокую культуру и передовую науку, но ее религиозная идеология была насквозь противоположной жизнеутверждающей византийской.

Здесь заслуживает внимания пассаж Мак-Дуфа о христианстве и митраизме. Митраизм действительно был чрезвычайно популярен на рубеже древней и новой эры, от Китая до Иберии, особенно в римских легионах. Благодаря Митре как богу, воплощающему священную нерушимость договора, гаранту соответствия его Космическому Закону, примирителю и вселенскому блюстителю нравственности это было очень привлекательно в эпоху солдатских императоров и всеобщей продажности. Но победило христианство. Причина сего в значительной мере в том, что философия митраизма была очень сложна и малодоступна простому маленькому человеку: солдату, рабу, ремесленнику, торговцу, крестьянину. Митра привлекал своим светом, но все же оставался абстрактным и отстраненным образом, не очень понятным таинственным духом. В этом смысле выраженная в форме притчи или десяти заповедей философия христианства с понятным и доступным образом бога-человека была общедоступной. К тому же христианство более обещало человеку, нежели требовало от него, в отличие от довольно жесткой воспитательно-морализаторской функции митраизма.

Для таких мятущихся душ, философов-практиков, как Юлиан Отступник, митраизм, безусловно, был спасением, единственным духовным приютом, но для не склонных к самоограничениям и раздумьям о смысле жизни простых людей всепрощенческая позиция христианства с обещанием грядущего воздаяния и справедливого суда где-то в конце времен оказалась явно предпочтительнее. Митраизм не мог победить христианство, а на родине Митры — в Персии — Митра всегда был божеством из третьего ряда, там царствовал Ахурамазда. Митраизму Хайбории были присущи многие черты византийского христианства, поэтому он и оказался той силой, что преодолела соблазн, внушаемой безнаказанностью и властью, обещанной Сетом своим адептам. Поединок Эпимитриуса с Сетом был скорее идеологическим, нежели боевым поединком. Естественно, одолеть Великого Змея раз и навсегда Эпимитриус не мог, ибо тогда появился бы законный вопрос: а откуда тогда в мире Стигия и вообще зло?

Но образ вечного борца-пророка, погибшего за веру и добрых людей, казался вполне соответствующим образу Христа, и страх перед величием Сета отступал, когда у света и добра был такой заступник. Митраизм хайборийский отличался от митраизма Юлиана Отступника еще и тем, что не загонял народ в храмы насильно. Обрядовой стороной, идеологией, философией, разработкой этики этой религии занялись профессионалы-жрецы. Это им нельзя было пьянствовать, сквернословить, спать с женщинами, совершать безобразия. Это они брались играть роль своего рода воплощений блаженного почившего пророка Эпимитриуса. Остальным оставалось лишь исполнять закон пожалованный наместником бога Митры, один из ликов коего — солнце не покидало свою паству на произвол судьбы, а также бороться со стигийцами. Это вполне устраивало всех, и хайборийцы приняли митраизм всем сердцем, тем самым избежав участи древних кельтов или германцев, которые не нашли консолидирующей идеи, а христианство (это касается прежде всего германцев) приняли очень поверхностно, то есть как формулу, а не как доминанту.

После того как фаза подъема завершилась освоением земель от Зингары до Немедии и от Гандерланда до Кофа, наступила фаза акматическая пассионарного перегрева. Процесс это был довольно кровавый и, несомненно, болезненный, но ничем страшным он не обернулся. Выяснением отношений, войной всех против всех занимались феодалы. Как раз этим, согласно митраистским законам, им и надлежало заниматься. А менее горячие головы — крестьяне, кораблестроители, ремесленники, купцы, ученые — занимались своим делом. Благодаря им, экономика Хайбории оказалась построенной настолько крепко, что никакие потрясения фазы пассионарного перегрева не смогли привести к разорению Хайбории. Она богатела и строилась вопреки всем несчастьям.

Из огня Хайбория вышла в состоянии раздела земель на несколько крупных королевств, которые и начали борьбу за передел хайборийского мира — это была фаза надлома.

Для надлома характерен поиск идеалов, гражданские войны, упрощение структуры суперэтноса и в итоге — раскол этнического поля. Религию в Хайбории менять было абсолютно незачем — митраизм по-прежнему устраивал всех, и сумасшедших, пожелавших перестраивать незыблемый каркас хайборийской духовности, не нашлось. Если взглянуть на законодательства хайборийских держав, то они различаются очень незначительно, а именно через законодательство и осуществлялось влияние митраизма на светскую жизнь. Законодательство хайборийских держав довольно просто в части отношений социальных и классовых групп и гарантирует гражданам широкий спектр прав и свобод. Конечно, первенство остается за дворянами, а рабы, напротив, унижены и оскорблены. Но никаких особых препятствий для карьеры, перехода из сословия в сословие, защиты личности от посягательств нет. В этом хайборийские законы похожи на римские, а не на германские «Правды». Мак-Дуф проводит множество параллелей между Хайборией и Западной Европой, а о сходстве Хайбории и Рима упоминает лишь вскользь. Хотя благосклонно кивает именно хаиборийским законам.

Вот еще одна интересная аналогия. Лейтмотивом фазы этнического надлома для Хайбории стал процесс формирования наций. Именно тогда королевства, бывшие мозаичным набором феодов и участков общинных владений, стали оформляться в цивилизованные государства. Именно тогда многочисленные портовые городки Аргоса пришли под руку Мессантии. В Зингаре пикты, хайборийцы и пелешти слились в единый зингарийский этнос. Были объединены Аквилония и Немедия. В Хайборийском мире произошел раскол, аналогичный тому, что повлекла за собой в Европе Реформация (вот он, образчик западно-европейского стереотипа мышления Говарда сотоварищи!). Этот процесс скорее можно было бы назвать «разграничением полномочий», нежели расколом. Странами, сохранившими примат религии, подобно католическим государствами Европы, остались Аквилония, Аргос, Зингара (по совершенно справедливым аналогиям Мак-Дуфа, соответственно, Франция, Италия, Испания).

Олицетворением протестантизма, делающего акцент на благополучии маленького человека при сохранении его маленькой домашней набожности, стали Немедия (Германия) и Офир. Что касается Кофа, то самым уместным сравнением в моем контексте (а мы говорим об этническом надломе) является Австро-Венгрия, распутная империя с авторитарным управлением, где уживались протестантизм, католицизм и самые разные этнические группы: немцы, венгры, славяне и евреи. Сложилась и своя Вест-Индия — Барахские острова. Без пиратов нельзя полностью представить историю Западной Европы, неразрывно связанную с «шеститысячелетней авантюрой мореплавания» (X. Ханки). И было нечто вроде Швейцарии (в средние века Швейцария слыла самой независимой страной Европы, а швейцарцев считали — отчасти справедливо — дикарями и разбойниками) — Пограничное королевство и милая сердцу многих англоязычных писателей тихая, провинциальная «Старая Англия» (в говардовской Америке — Новая Англия) — Бритуния. В Хайбории моря получили Зингара и Аргос, банкиром Хайбории стал Офир, мастерской — Немедия и Аквилония. Переход от надлома к инерционной фазе — самый опасный период в жизни суперэтноса — также прошел для Хайбории успешно, поскольку не было мощного соседнего суперэтноса, способного внести смешение в хайборийский этногенез. Гиперборея — здесь опять же нельзя не согласиться с Мак-Дуфом — была реликтовым этносом в затянувшейся мемориальной фазе, ибо посягать на малопродуктивные северные земли, лежащие на окраине Ойкумены, никто не хотел. При необходимости, несмотря на поддержку колдунов, армии Хайбории без особого труда справились бы с гиперборейцами. Но Гиперборея была нужна Западу — как буфер между ним и восточным суперэтносом, гирканско-туранским.

Началом активной жизни его можно было бы признать деятельность Тарима, но покуда, на этапе, когда королем является Конан, в Гиркании заканчивается фаза надлома, иначе никак нельзя объяснить разделение гирканийцев на Уши-каган и Туран. Все предыдущие фазы этногенеза гирканийцев происходили на востоке, где кочевники занимались борьбой за независимость против кхарийцев и созданием степной державы. Часть гирканийцев, жаждавшая более богатой и оседлой жизни, подпавшая под влияние городской культуры шемитов и езмитов, основала Туран, влив свежую кровь с стареющую цивилизацию оазисов к югу и западу от Вилайета. В ближайшее время противостояние Уши-кагана и Турана действительно будет сковывать силы этих двух ветвей степного этногенеза, но еще неизвестно, какова будет этническая доминанта его инерционной фазы. Весьма вероятно, что кочевники победят, и тогда поход к «последнему морю» станет реальностью. И для этого не нужно будет ни нового пассионарного толчка, ни неизвестно откуда взятых Говардом пятисот лет. Переход через Кезанкийский хребет и заморийские пески для конницы труден, а вот обходной маневр по северным землям номады могут и повторить, тем более что на севере Хайбории нет такого щита, как Немедия на востоке и Коф на юге. Но память о том, как гиперборейцы отразили первое нашествие гирканийцев, еще жива. Во всяком случае, как бы ни были сильные в будущем конные армии Уши-кагана, одолеть Гиперборею в одночасье им не удастся, и у Хайбории будет возможность подготовиться к нападению.

Весьма неопределенная ситуация и с будущим Хайбории. Говард говорит о неизбежном крушении стран Заката. Мак-Дуф, наоборот, предрекает им долгое и довольно мирное существование. Возьму на себя смелость утверждать, что не прав ни тот, ни другой. Как известно, четкие временные рамки имеют лишь первые три фазы этногенеза: подъем — 300 лет, акматическая фаза — 300 лет, надлом — 200 лет. Длительность последующих фаз зависит от внешних и внутренних условий. Инерционная фаза Хайборийского мира, ввиду отсутствия внешней опасности и стабильной и благополучной внутренней ситуации, продлилась несколько дольше, чем обычные 300 лет. Но уже в бытность Конана появились первые признаки близкой обскурации, которые и отмечает Мак-Дуф: безответственность правителей, леность и упадок дворянства, неоправданная и ненужная вражда внутри Хайбории. И неизвестно, чем еще обернется обскурация. Здесь влияние Стигии, не прекращающей идеологическую борьбу, может оказаться роковым. Ибо строгость митраизма явно придется не по вкусу многочисленным субпассионариям. Думается, жестокие гражданские конфликты под вывеской религиозных и национальных разногласий для Хайбории неизбежны. Однако у нее, на счастье, имеется крепкий тыл — провинции. Гандерланд, Боссония, Тауран, Западное Пограничье, Бритуния, Пограничное королевство — именно там находятся пока невидные за блеском столиц резервы хайборийской пассионарности, которые непременно себя проявят. И тогда, вполне возможно, последует мемориальная фаза с возможным объединением некоторых хайборийских королевств, вроде нынешнего объединения Европы в рамках ЕС.

В заключение нельзя не отметить, что, несмотря на то, что Хайбория является миром вымышленным, главные закономерности теории этногенеза четко проявляются и в ее истории. Это свидетельствует о том, что Хайборию можно рассматривать как вполне логичный и непротиворечивый мир «малого творения».

Алексей СЕМЕНОВ

Вернуться в начало статьи

Вернуться в категорию Статьи