Сам Говард в новелле «Алая цитадель» упоминает многочисленное купечество, мещан (бюргеров) и даже банкиров. Может быть основоположник литературы о многочисленных приключениях киммерийца не совсем точен в терминологическом определении этих сословий в созданном им мире, но в городах Западной Европы они появились уже в XII веке, а значит, вполне могли существовать и в Хайбории. Разумеется, образ тогдашних банкиров и бюргеров не включал спортивный «Ягуар», бунгало на Багамах, компьютеры «Пентиум-2», костюмы от Версаче и заколки для галстука с алмазами (хотя последнее не очевидно), но нет сомнения, что хозяйствовать не без прибыли для себя хайборийцы умели хорошо. Учитывая высокоразвитую экономику двух ведущих держав Хайбории, в университетах не могли не вести курс по таким необходимейшим дисциплинам, как праву — юристы требовались при сложной системе экономики и законодательства — и медицине — население городов было достаточно состоятельно, чтобы оплачивать услуги высококвалифицированных врачей.

Естественно, наряду с предметами, имеющими непосредственное практическое применение (богословие для средних веков было занятием определенно практическим), постепенно изящные искусства заняли подобающее место в системе университетского образования. Арифметика, геометрия, астрономия, музыка, риторика, грамматика, диалектика пришли в высшую школу, ибо с экономическим ростом и ростом благосостояния появились люди, имеющие возможность, не работая, заниматься искусствами и чистой наукой без надежды достичь на этом поприще сколь-нибудь заметных высот, то есть ради собственного удовольствия. И одновременно появились меценаты, способные содержать такие факультеты.

Сведений о степени развития этих дисциплин в Хайбории почти нет, но есть косвенное свидетельство в пользу того, что в этом отношении Аквилония преуспела. Одним из участников Мятежа четырех был поэт Ринальдо, гениальный поэт, как заявляется в некоторых романах. Этот факт, конечно, можно расценить как единичный случай, но то, что поэт принимал участие в высокой политике, говорит о наличии государственной опеки над учреждениями искусства, поскольку поэты-самородки не достигают высот в политике в силу их изолированности от политических кругов. Попасть в высшие сферы человек от искусства может только в густонаселенном городе при наличии благоприятной атмосферы: многочисленной прослойки интеллигенции, меценатства и университета — традиционного очага вольнодумства.

В Немедии большее внимание уделялось наукам точным, к коим можно причислить и историю с философией при соответствующем подходе к ним, а также прикладным, как-то: военное искусство, инженерия и градостроительство. К слову, в Хайбории в развитии градостроительства превзошли средневековую Европу и воплотили в жизнь принципы, разработанные Витрувием и другими выдающимися теоретиками городской архитектуры времен античности.

Конечно, в таких культурных центрах, как Тарантия и Бельверус, должны были существовать картинные и скульптурные собрания, коллекции редкостей и древностей, подобные Лувру, а также библиотеки. Первые такие собрания всегда возникали при королевских и властительных домах по указу монарха или принца — ценителя наук и искусств. Альфред — король Уэссекса, император Петр I, Генрих IV, Птолемей в Египте, Давид Строитель и другие просвещенные самодержцы — примеры тому. И Хайбория здесь не должна быть исключением. Многие университеты также открывались по указу монарших особ или не без их участия, ибо землю жаловать в ту пору имел право только король.

Разумеется, возникали и частные коллекции и учебные заведения, но они не могли конкурировать с королевскими (сиречь государственными), ибо король располагал не только значительными финансовыми средствами, но и всей мощью репрессивного аппарата.

Столица Кофа — Хоршемиш — пыталась соперничать с Бельверусом по красоте и образцовому порядку. Но Коф, как и Офир и Коринфия, является аналогией другого мира, послужившего прототипом для Хайбории — мира эллинизма. Особо показателен здесь именно Коф с его смешением западных и восточных традиций. Коф — Сирийское царство, царство Селевкидов на континенте Говарда. Таким образом, архитектурный облик ХорШемиша и вообще культурная жизнь столицы Кофа в значительной мере зависят от произвола короля, в то время как в остальных хайборийских монархиях верховная власть лимитирована писаными, а большей частью неписаными правилами. По той же причине жизнь людей науки и искусства при кофийском дворе подвержена значительной опасности, ибо целиком зависит I, от прихоти вседержителя. То же можно сказать и о Тарантии в годы, правления Нумедидеса и подобных ему королей. Но в Аквилонии всегда можно было найти убежище в стенах храма Митры, если, конечно, идеологическая позиция художника не противоречила религиозным догмам. Влияние митраизма было настолько велико, что только такой безумец, как Нумедидес, мог не считаться с теократией.

Религия была той силой аквилонского общества, которая негласно, а часто и гласно направляла политику державы. Против этой силы выступать было так же самонадеянно и бессмысленно, как идти против преторианцев во времена солдатских императоров или против набравшего силу христианства в Византии. Своевольный и достаточно жестокий властитель либо сумасшедший — Юлиан Отступник (кстати, митраист) или Калигула — печальные тому примеры.

В Немедии, олицетворяющей у Говарда немецкий Ordnung, науки и искусства и вовсе должны были процветать, ибо во главу угла ставилась законность. Но в Бельверусе имелись для них затруднения иного рода: бюрократия и четкое следование феодальной иерархии. Кто имел чин выше, тот и заказывал музыку. Вероятно, судьба многих немедийских ученых, поэтов и музыкантов напоминала судьбу Моцарта — судьбу придворного музыканта, вынужденного выполнять прихоти герцога, ибо государственная служба не могла дать достаточного дохода рядовому служителю муз, а бюрократия не давала хода молодым талантам, поскольку возникала толкотня за получение чинов и званий, борьба за кормушку. Тем не менее, положение немедийских ученых и художников справедливо было бы считать привилегированным по сравнению с их аквилонскими или кофийскими коллегами: давление административное не шло в общем случае ни в какое сравнение с монаршим или идеологическим.

В богатейшем королевстве — Офире, этом Брунее хайборийского мира, развитие собственных наук и искусств вряд ли было значительным. Богатые офирцы всегда могли пригласить и нанять за деньги сколько угодно самых высококлассных мастеров из Аквилонии, Кофа, Немедии. Собственно офирское искусство нельзя было бы назвать ни придворным, ни помпезным. Скорее всего, оно было в некоторой степени мещанским, даже прикладным, этаким добротным и находящимся в определенном общем русле моды, в то время как в Аквилонии и Немедии наверняка был представлен весь спектр стилей: и новаторское, и утонченное, и монументальное, и все прочие направления искусства.

Если говорить о Коринфии, то в ее фактически независимых городах-государствах науки и искусства оставались прерогативой талантливых и одержимых одиночек. Там наверняка существовали немногие частные школы, студии, театры и собрания интеллектуалов, закрытые для широкого доступа.

В заключение краткого обзора культуры хайборийских государств надо вспомнить о Бритунии. Конечно, эта страна не была ни просвещенной, ни урбанизированной, но она оставалась не затронутой нивелировкой, характерной для городской цивилизации. Искусство Бритунии было подлинно народным, пусть грубоватым и примитивным. Это было в полном смысле слова прикладное искусство: резьба по дереву, выжигание, плетение, вышивание и тому подобное, но зато это было истинно массовое искусство, по всей вероятности, очень экспрессивное, хотя и не броское.

Рассмотрев ситуацию в хайборийском искусстве на конец XIII — начало XIV века, следует остановиться на достижениях хайборийской науки и культуры в это время в целом.

Преимущество хайборийцев перед покоренными ими более древними народами было не только в молодости хайборийцев как нации, но и в обладании железным оружием. Обработка металлов является главным достоянием хайборийской технологии, но достояние это было накоплено еще в дохайборийскую эру где-то на севере, в местах прежнего обитания хайборийцев. Тем не менее, можно с большой долей уверенности утверждать, что только в хайборийскую эпоху обработка металлов и металлургия были поставлены на, что называется, научную основу.

В средневековой Европе химия была отдана на откуп алхимикам, кои учеными-естественниками в строгом смысле слова не являлись. Если не упоминать об обыкновенных жуликах и пройдохах, алхимики были скорее философами, пытающимися заставить естество соответствовать их идеалистическим умозрительным построениям. Но следует помнить, что Хайбория Говарда — не просто калька с Европы средних веков, но смешение ее с античностью. Но не той идеализированной античностью, коей все привыкли восхищаться, а той реальной, населенной не только великими мыслителями, художниками, атлетами, но и ворами, разбойниками, проститутками, бездельниками и пьяницами. Тем не менее, мысль греческих и римских ученых была кристально совершенной. Они тоже были философами, но шли не от мнения к факту, а факт считали первопричиной. В результате достижения античной науки не были превзойдены (в Европе) в течение целого тысячелетия, а то и более. По всей видимости, хайборийские ученые (хотя на каждой странице и сталкиваешься с колдовством) алхимиками отнюдь не являлись. Они работали с фактическим материалом и взирали на мир весьма прагматически. Очевидно, хайборийцы научились получать свои стали высокой прочности и гибкости вроде булата, толедских или дамасских сталей. Конечно, для XX века все эти древние рецепты сталей — вчерашний день, но по тем временам это был передний край науки, и на нем стояли хайборийцы.

Высокого развития достигли также архитектура и связанная с ней инженерия. Конечно, крупнопанельного или монолитного домостроения хайборийцы не знали, зато им были известны свод, купол и арка. Их здания строились на века, подобно русским церквям или Нотр-Дам, а не наспех, как Древний Рим, где рухнувший сам по себе среди белого дня шестиэтажный дом был обычным явлением.

Весьма вероятно, что хайборийские города были свободны от многих недостатков городов Средневековья и Древнего Мира, что является удивительным, ибо проблемы градостроения не решены сколь-нибудь удовлетворительно и по сей день. В крупнейших городах Немедии]], Аквилонии и Кофа, не говоря уж о не терпящем ни малейших неудобств Офире, были водопровод и прекрасно спланированная канализация, подобная той, что была создана в древней Месопотамии. Так же, скорее всего, города Хайбории были свободны от тесноты и скученности, присущей средневековым и многим другим древним городам.

Как достигалось подобное, Говард умалчивает. Можно предположить, что хайборийские города делились на две зоны: каменный центр без всяких концов и окраин, окруженный стеной, и пригород. В случае опасности население пригорода — деревень, вилл, небольших поселков городского типа собиралось под защиту стен. Конечно, при этом приходилось распрощаться со своим имуществом и скотом, но проживание за каменными стенами мог позволить себе только состоятельный человек. Разумеется, таковые не могли составлять большинство, поэтому города Хайбории не были велики, за исключением таких гигантов, как Тарантия, Бельверус, Хоршемиш, которые могли поспорить с Карфагеном, Афинами и Римом и иметь крепостные стены значительной протяженности. Рядовые города имели внушительный вид за счет размаха (по средневековым меркам, конечно).

Что касается архитектурного стиля, живописи и скульптуры, то здесь, по всей видимости, начиналось Возрождение. Это, правда, не коснулось таких отдаленных окраин хайборийского мира, как Бритуния и Пограничное королевство, где замок феодала, внешне напоминавший большой сарай с водонапорной башней, оставался единственной крупной формой каменного домостроения. В южной Хайбории царствовало смешение поздней готики и раннего Возрождения. Еще повсюду строились башни и башенки, возвышались островерхие шатровые крыши, шпили, здания изобиловали резьбой, крайне популярны были свод и стрельчатое окно или окно типа бойницы.

Но в то же время в моду входили строгие и пропорциональные формы: колонна, портик, фронтон, рустованный камень, арабески, широкое прямоугольное окно, карниз, галерея. Жилой дом также перестает быть домом-крепостью из сумрачного кирпича с бойницами на большой высоте или, если это загородный дом, все того же большого, двух - или трехэтажного, сарая. Дом становился более гостеприимным, поворачиваясь к улице парадным подъездом и окнами.

Довольно-таки непросто судить об архитектуре и декоре культовых зданий хайборийского мира. Во всяком случае, бедностью внутренней мозаики и скульптуры, как рельефной, так и объемной, храмы Митры не страдали. В реальной истории храмы Митры устраивались в таинственных местах — в горах, пещерах под землей, в оазисах и оформлялись так, чтобы у человека возникало и не пропадало впечатление и ощущение загадки, тайны, чувство предвкушения чудес.

И чудеса являлись ему. Пускай жрецы Митры показывали своим прихожанам не чудеса, а фокусы, тем не менее, следует признать, что они были искусными механиками, оптиками, пиротехниками и строителями.

Храмы Митры, построенные не под землей, напоминали, очевидно, прямоугольные башни 12—15 м высотой, снаружи довольно невзрачные, с многочисленными маленькими и узкими окошками для освещения. Наверняка было построено множество храмов в горах, коими Хайбория изобилует. Не исключено наличие в Хайбории касты жрецов-магов, строивших замки на неприступных скалах, куда к ним приходили ученики.

Митраизм, с его четким разделением добра и зла, с ярко выраженным дуализмом, не мог отнестись равнодушно к наукам и искусствам. Вселенная Говарда — своего рода эксперимент на тему «что было бы, если бы». Что было бы, если бы во II—III в. в. н. э. возобладало не христианство, а митраизм? Что, если бы Юлиану Отступнику удалось вернуть былую популярность митраизму в легионах, а затем сделать митрианство народной религией? Всякое светлое начинание легко обращается в свою противоположность. Христианство обернулось инквизицией и мракобесием по отношению к науке. Неизвестно, что сталось бы, победи митраизм, но религия света поощряла изучение творения божьего и украшение его, посему науки и искусства при храмах и монастырях должны были процветать.